Сотворение мира за счет ограничения пространства, занимаемого Богом | страница 45
— А я поздно, — сказала Романецка.
— В котором часу? — поинтересовался Ищель.
— А сколько сейчас? — спросила Романецка.
— Без четверти восемь.
— Я ем в восемь, — сказала Романецка и после небольшой паузы уточнила: — Я вообще ем, главным образом, вечером.
«Н-да, — сказал себе Ищель, — с ней все ясно. И, смотрите-ка, даже не краснеет. Прямо-таки уверена, что через четверть часа ее накормят плотным ужином. И не какой-нибудь там чашечкой кофе с пирожным, нет! Сначала закажи ей чего-нибудь мясного, салат какой-нибудь, суп, потом на десерт — кофе, кусок торта… а может, даже и два куска…»
На душе у Ищеля стало совсем муторно. К горлу подкатил комок, и от злобы он чуть не заплакал. У него было такое ощущение, будто весь город смеется над его несчастьем. Славную ловушечку она ему подстроила, ничего не скажешь. В мозгу, визжа сиренами, проносились лихорадочные мысли о спасении. Как будто его голова заполнилась каретами «скорой помощи» и пожарными машинами.
И тут его осенило. Ну, конечно же, как он сразу об этом не подумал! Вот оно, решение проблемы!
Он положил руку ей на спину, посмотрел на нее увлажненными глазами и, стараясь придать своему голосу максимальную мягкость, шепнул:
— А может, лучше пойдем к вам?
Романецка посмотрела на него как-то искоса, опустила глаза, моргнула раз, другой — и выскользнула из-под его руки, всем своим благопристойным видом как бы говоря: «Нет уж, мой дорогой. Не на ту напал. Меня в первый же вечер в постель не затащишь. Может, я и некрасивая, да. Но у меня тоже есть свои принципы. Да и ты, прямо скажем, не настолько привлекателен, чтобы сразу же рухнули стены моей крепости, затрубили победные трубы и чтобы я, бездыханная, упала в твои объятия».
«О, Господи, — чуть не застонал Ищель, — теперь она еще и унизила меня как мужчину». Подумать только! Он отвергнут уродиной, которую ему даже и трогать-то не хочется, и, вдобавок ко всему, она еще и ужин собирается из него выудить. Да что она о себе воображает! Можно подумать, ее кто-нибудь где-нибудь ждет. Да когда ее вообще кто-нибудь обнимал в последний раз? Небось папаша ее, да и то когда ей было четыре годика…
Ах, Романецка и Ищель! Ну почему бы вам сразу не разрубить этот гордиев узел? Почему бы не сказать друг другу «Прощай» и не расстаться? Ведь так было бы лучше для вас обоих. Разошлись бы по своим углам, вернулись бы к своим болячкам и страданиям. И все. Тишина, покой. Зачем вы продолжаете мучить друг друга в этой душной городской прачечной? Да разве только вы? Весь мир, похоже, состоит из Ищелей и Романецок! Все они словно приклеены другу к другу и отравляют друг другу жизнь. Даже на кладбище лежат вперемежку: Ищель — Романецка, Ищель — Романецка. И вечная скука отпечаталась на их лицах. В одной могиле покоится Романецка, и на губах ее застыл вопрос: «Ну что, так и будем стоять, на витрины глазеть?» А в соседней могиле лежит Ищель, и на его губах застыл ответ: «Зачем же, можно пойти посидеть где-нибудь».