Мы с напарником быстро взяли полотенца и чистую одежду, а вот бедный Кнут Гамсунович до бани не дошёл. Два дня безоглядного употребления крепкого алкоголя на голодный желудок, переодевание, афера, участие фактически в противоправных действиях, а главное, перенасыщение эмоциями свалило честного немца прямо на выходе в сенях. Митя осторожно перенёс его на лавку, укрыл тулупчиком, сунул свою подушку под ухо. Намаялся человек за сегодня, понимаем...
Мы же с наслаждением окунулись в расслабляющее тепло русской бани. Всё-таки это нечто сакральное, тайное, на глубоко духовном уровне. Не просто мытьё тела, а полное очищение души. Чакры надо чистить берёзовым веником, с парком и квасом, уж поверьте! На этот раз я сам взял в руки веник и, хорошенько макнув его в кипяток, примерился к Митькиной спине.
— Тока не со всей силы, Никита Иванович! Прибьёте ещё ненароком-то...
— Не боись, — выдохнул я, с мясницким хэканьем опуская тяжёлый веник ему на поясницу. — Ага! Ещё?!
— А чего, уже было, чё ли?
— Не понял, — именно что не понял я, в одну минуту хлестанув его со всей дури.
Митя пикнул и обернулся с самым недоуменным выражением лица:
— Никита Иванович, отец родной, дык вы парить-то будете али как?
— Я тебя уже парю.
— Да ладно вам, энто ж какая-то кроха трёхлетняя меня веничком гладит. Покрепче нельзя ли?
Я обиделся и взял веник двумя руками. С начальством так не разговаривают. Ей-богу, клянусь чем хотите, но бедный берёзовый веник я измочалил об Митькину спину до трёх голых прутиков! Сопутствующий этому делу разговор смело можно было ставить саундтреком под любой фильм для взрослых, но толку...
— Ещё, ещё! Поддайте, Никита Иванович! Не жалейте меня, молодого!
— А вот так? А так? А двойным с закрутом и перехлёстом?!
— Ох слабовато будет, ох вяло, ох и не пробирает до косточек, а тока так, скользит себе мимо...
— А я тебя вот так, с разбега! Проняло?
— Ничего не чувствую... Да вы жарьте меня, жарьте!
— Всё, не могу больше...
— У-у, да вы не мужик, что ли?!
— В каком смысле?
— А давайте-ка я вас!
В общем, как вы, наверное, догадались, я сдался первым. Лёг на полку в полном изнеможении, и Митька от души отхлестал меня новым веником так, что из бани я не шёл, а летел, чуть касаясь грешной земли кончиками пальцев ног. Душа парила где-то в небесах, под Полярной звездой, чистая, светлая и незапятнанная, как в детстве...
Баба-яга уже накрыла стол, Назим расщедрился на долму в виноградных листьях, тушёные бараньи потроха, шашлык с помидорами и болгарским перцем, салат из фасоли и лука, а на десерт свежую пахлаву с орехами, буквально сочащуюся мёдом. Покосившись на меня и на с надеждой вытянувшего шею Митьку, Яга покачала головой, порылась в шкафчике и достала бутыль настойки.
