Но самое трогательное, что за ними на каком-то балкончике стоял дьяк Филимон Митрофанович Груздев, разодетый на европейский манер. Только не немецкого покроя, как у того же Кнута Гамсуновича, а скорее даже испанского. По крайней мере, на мой взгляд, выглядел он настоящим конкистадором.
— Стопорись, Никитка-участковый! — грозным, но по-бабьи тонким голосом начал петушиться дьяк, опуская подзорную трубу. — Пришла твоя смерть страшная, лютая, безвременная! Вот ужо и отольются тебе все мои слёзы, все обиды горькие, побои нещадные, аресты неправедные, поклёпы бесстыдные, враньё бессовестное, наезды беспонтовые, допросы бесстыжие...
Я подождал, пока он окончательно не выдохнется, и только тогда позволил себе спросить:
— Вам хоть платят за это?
— Чё? А-а, не... Энто я так, для души, — честно признался гражданин Груздев. — Тут за ругань не прибавляют ни копеечки, а вот за службу платят. Отчего ж не заплатить слуге верному за старание...
— И сколько получаете?
— Да уж поболее твоего!
— А точнее нельзя?
— Жизнь, — одними губами прошептал дьяк, но тут же опомнился и вновь повысил тон: — Хозяин мой и господин, великий царь и Змей фон Дракхен, через меня тебе, ничтожному, новый приказ передаёт. Всех его змеёнышей прям сей же час накормить досыта!
— Бизнес-ланч?
— Не понял?
— Не важно, — прокашлялся я, переглянулся с Митей и, чётко разделяя слова, потребовал: — Передайте Змею, что у него десять минут на капитуляцию.
— Чегось?!
— Белый флаг, возвращение пленников, явка с повинной, и тогда я гарантирую ему смягчение приговора.
Груздев поправил сползающий на нос кастрюлеобразный шлем, мазнул кружевным рукавом под носом и неуверенно сощурился, вздёргивая редкую бородёнку:
— Так и передать, чё ли?
— Так и передайте.
— Хорошо. А мне-то чё ж, жалко, что ли? — Он суетливо покивал и куда-то заторопился. — Ты уж тут не скучай, сыскной воевода, змеёныши больно голодные...
После чего нырнул в дверь, и это послужило сигналом к массированной атаке. Серо-буро-малиновое море злобных тварей в едином порыве поползло, побежало и запрыгало в нашу сторону. Митяй яростно зарычал, скаля белоснежные клыки...
— Никита Иванович, пустите, Христа ради! Дайте же душу отвести, так подраться охота, аж хвост судорогою винтом сводит!
— Пять минут, и назад, — строго предупредил я.
Серый волк счастливо завертелся на месте, а потом, распластавшись в длинном прыжке, обрушился на первые ряды противника. Собственно, назад на печь он приземлился ещё быстрее...
