И все же влияние верховной жрицы было поистине впечатляющим. Небольшие размеры города являлись в некоторой степени обманчивыми — в сезон паломничества сотни тысяч посетителей шествовали по площади перед храмом, располагались лагерем на плитах покинутых улиц. Для поклонников Иккт это второе по значимости священное место на планете, а верховная жрица — божественное присутствие.
Обычно гражданская полиция приступала к службе, когда аннексия официально завершалась, что занимало лет пятьдесят или более. Эта аннексия проходила по-другому: гражданство выжившим Шиз’урнианам было пожаловано гораздо раньше. В администрации системы никто не верил, что безопасность может быть обеспечена силами местного гражданского населения, и военное присутствие являлось по-прежнему значительным. Итак, когда аннексия Шиз’урны официально завершилась, большая часть подразделения Эск «Справедливости Торена» вернулась на корабль, но лейтенант Оун осталась, и я осталась с ней как отделение из двадцати вспомогательных компонентов Один Эск «Справедливости Торена».
Верховная жрица жила в доме возле храма, в одном из немногих, которые остались невредимы с тех времен, когда Орс был городом, — четырехэтажном, с односкатной крышей и открытом со всех сторон. Когда хотелось уединиться, можно было поднять перегородки, а во время штормов снаружи опускали заслоны. Верховная жрица приняла лейтенанта Оун в выгороженной комнате метров пяти, куда свет проникал через щель над темными перегородками.
— А вы не находите, — сказала жрица, старая, с седыми волосами и коротко стриженной седой бородой, — службу в Орсе тяжелой? — И она, и лейтенант Оун устроились на подушках — сырых, как все в Орсе, и пахнущих грибком. На жрице — отрез желтой ткани, который она обернула вокруг талии, ее плечи покрыты фигурками, нарисованными тушью, одни — округлые, другие — угловатые, их соотношение менялось в зависимости от литургической значимости дня. Из уважения к радчаайским правилам хорошего тона она была в перчатках.
— Разумеется, нет, — ответила лейтенант Оун учтиво, хотя, подумала я, не вполне правдиво. У нее — темно-карие глаза и коротко стриженные темные волосы. Кожа — достаточно смуглая, чтобы не считаться бледной, но недостаточно темная, чтобы соответствовать моде, она могла изменить ее, так же как и волосы и глаза, но никогда этого не делала. Вместо формы — длинной коричневой куртки, усеянной мелкими драгоценными камнями, рубашки и брюк, ботинок и перчаток — она надела такую же юбку, как на верховной жрице, тонкую рубашку и легчайшие перчатки. Но все равно вспотела. Я стояла у входа — безмолвно, вытянувшись в струнку, а младший жрец поставил чашки и другую посуду между лейтенантом Оун и Божественной.
