– Доложил дежурному.
– Спасибо.
Я продолжал ходить по камере. Этот милиционер поглядывал на меня. Он не был похож на «среднего» милиционера. В нем было что-то интеллигентное. И форма на нем была какая-то необмятая, совсем новенькая.
– За что вас взяли? – услышал я вдруг его голос.
– Вы ко мне?
– Да, я спрашиваю: что вы наделали, за что вас арестовали?
Я почему-то решился и рассказал ему все. Начиная с того, памятного, сентябрьского дня. Упомянул, что я – писатель.
– Вот как? А у вас что – и книги есть напечатанные?
– Да, есть.
Назвал «Республику Шкид».
Он поднялся и вышел из-за своего столика. Мне показалось, что он одновременно и обрадовался и испугался.
– Товарищ Пантелеев, да как же это так? За что же вас?
В это время в камере появился Титов в сопровождении милицейского офицера незабываемой внешности. Румянощекий, элегантный, с холеной бородкой, какие в годы моего детства называли «а-ля Анри Катр». В руках этот джентльмен держал какую-то бумагу величиной с почтовую открытку.
– Это вы требовали начальника? – обратился он ко мне.
– Да, я. Вы – начальник?
– Я инспектор по надзору за работой милиции.
– Тем лучше. Заявляю вам протест на действия вот этого человека…
– Прежде чем выслушивать ваши протесты, я попрошу вас подписать вот этот протокол, – сказал Генрих Четвертый.
Я проглядел написанный от руки текст. Там было сказано, что гражданин Пантелеев-Еремеев А. И. не явился по вызову в органы милиции, а при задержании его милицией оказал физическое сопротивление квартальному уполномоченному Титову и был силой доставлен в отделение.
– Что это значит? – спросил я.
– А это значит, что завтра утром вас доставят в трибунал и вы будете расстреляны. Распишитесь.
– Нет. Расписываться под этой насквозь лживой бумагой я не буду.
– Ну что ж. Это дела не меняет. Пошли, товарищ Титов.
В камере стояла тишина. Я заметил, что даже бабы с Мальцевского рынка, которые до сих пор без умолку тараторили, притихли и с уважением смотрели на меня: по сравнению со мной они были мелкими сошками, – ни одной из них расстрелом не угрожали.
– А ведь плохо ваше дело, товарищ Пантелеев, – сказал мой караульный. – Могут ведь и в самом деле кокнуть.
– А что же я могу сделать?
Он сидел, потирая лоб ладонью.
– А мы вот как поступим, – сказал он наконец. – Вызовите дежурного по отделению и заявите ему, будто у вас дома оставлена топящаяся печь.
– Ну и что? Между прочим, у меня и в самом деле топится печка.
– Тем лучше. Короче говоря, действуйте, как я сказал.
