А, уж отбор на кафедру в Москве, где одних академиков больше десятка?! Это уже, как говорят, в футболе, Космос! Полёт на Луну. Бродяга Штирлиц тут отдыхает. Вот куда бы уж, он точно, никогда бы не прошёл – это тебе не в Рейхканцелярии балду пинать… Это тебе не гестапо, и даже не абвер. Там уже всё по-взрослому!..
Разумеется, о таких глупостях, как оценки и опаздания, не было и речи – я знал по опыту, что из застольных бесед дома, он почерпнёт больше, чем во всех школах мира. Так оно и было – главная трагедия его жизни начиналась, когда дом полон гостей, застолье в разгаре, а мать отсылает его спать – как это было мне знакомо! Я боролся с этим как мог!! Пропусков занятий я не замечал, считая, что в школу надо ходить только по желанию, плотно перекусив и хорошо отдохнув – в своём детстве я дал себе клятву, что не позволю будить своего ребёнка по утрам. В его школе за 10 лет я был лишь однажды – когда забыл ключи!..
Но, сразу после этой экскурсии, провёл с домашними беседу, что дитё необходимо освободить от всех домашних обязанностей, переведя на щадящий режим из игр, прогулок и отдыха. За обедом я принялся его тайно смешить, пока его же, из-за стола, и не выгоняли. Это вошло в привычку, и он стал есть, закрываясь от меня рукой…
В его школе оказалось хуже, чем даже в жуткие времена моего ужасного хрущово-брежневского детства! Учителя там орали на детей, как бешеные!!.
Я вспомнил маму, утверждавшую, что «учитель, хотя бы однажды повысивший на ученика, голос, уже не имеет права преподавать!». Слышала бы она там их рёв!..
Меня и заботило совсем другое – мой ребёнок должен всегда чувствовать в своей семье абсолютный тыл – место, где его примут любого и оправдают, чтобы он ни совершил. Это и есть ДОМ – единственное место в мире, где тебя все всегда любят, и где все всегда за тебя. Так готовил я к школе сына, хорошо помня, как мытарили в ней меня – у меня-то, как раз, такого тыла тогда и не было: моя мать выступала против меня. Она была на чужой стороне. Она была преподавателем в той самой школе…
Конкурировать со школой моего детства, в моём представлении, могла только местная живодёрня. Впоследствии, институт несколько расширил мои представления об обществе, в котором меня угораздило родиться. Хотя, и тогда, я уже знал, что живу в концлагере, который располагается в другом концлагере, который… Ну, и так далее…
Короче, я находился в системе правильных, всё более концентрационных лагерей, в которой, любой гауляйтер от педагогики, мог сделать с тобой, что угодно. В школе я всего ещё не знал, хотя о многом и догадывался. Не удивительно, что ненависть ко всем школам и институтам мира, въелась в меня уже и на всю мою жизнь!..
