Одно время, памятуя, что, по рассказам мамы, в юности за ней ухаживал какой-то, известный генерал, которому она отказала, предпочтя отца, я стал считать себя его тайным отпрыском. Этот генерал иногда проезжал то на Восток (где раньше занимался своими революционными происками один из моих дедьёв – соратник Артёма, увековеченный в революционном эпосе «Котельщик Ермоленко»), то с Востока…
Раньше мама, периодически, выходила встречать его к поездам, и это было тоже, конечно же, неспроста. Я понял, что вот я-то, и есть, тот самый, его тайный сын, который, горемычный, воспитывается в этой семье! В сущности, ему чужой, вместо того, чтоб сидеть, где-нибудь, в своём детдоме…
Всем чужой, всеми нелюбимый и ему просто из вежливости стесняются открыть травмирующую его правду, которую, конечно же, давно знают все…
Когда советскими газетами овладела шпиономания, я всерьёз подозревал брата в том, что это хитро внедрённый в нашу семью, матёрый немецкий шпион, специально заброшенный в страну ребёнком, чтобы поглубже, так сказать, здесь внедриться и побольше узнать. Семья I-го секретаря райкома партии – это вам не шутки! Прикрытие, лучше не придумаешь… Я стал за ним следить. Худшие мои опасения вскоре подтвердились – слишком многое в его поведении сходилось. Причём неопровержимо. Напряжение достигло апогея, когда мы отправились с ним, с ночевой, на рыбалку поблизости. И даже то, что по дороге мы насобирали банку опарышей, не улучшило мне настроения. Я видел, что он взял папин кортик без ножен и сунул его за пояс. Зачем?! Мой ночной сон сразу прошёл – я понял, что развязка неумолимо приближалась.
Вот здесь, в эту самую тихую летнюю ночь, на берегу такого родного мне Чулыма, всё и свершится. Надо ставить точки над i – сейчас или никогда! Я решил выступить первым – показать, что его планы раскрыты. Разоружить, так сказать, психологически. Я шёл ва-банк:
– Слушай, Юрка – сказал я – а зачем это ты взял папин кортик? Ты, что же это, хочешь меня им здесь и прирезать?!
Он ржал всю ночь. Кончилось тем, что мы проспали утреннюю зарю. В довершение всего, через наш табор проехала, какая-то, заплутавшая телега с сонным мужиком, помяв ещё и папину фляжку – в темноте мы разбили свой лагерь, прямо на лесной дороге…
Жизнь была трудной – неприятностей можно было ждать, откуда угодно. Семья наша была, на редкость, читающей – каждый выписывал себе 3–4 журнала и столько же газет. Я являлся самым дотошным в мире аналитиком Весёлых картинок, Мурзилки, Пионера, Костра, Юного техника, Техники молодёжи и Вокруг Света. Естественно, внимательно я читал и все родительские газеты и журналы. Но особо «Пионерскую правду», изучая её, разве что, только без лупы. Особенно меня занимал в ней отдел «Наш телевизор». Телевидения тогда в нашей глуши ещё не было, принцип его был мне не знаком, тем более, что и в газете он излагался довольно туманно и я бы даже сказал, что и провоцирующе. Обычное сообщение начиналось, примерно, так:
