На Мальте Дизраэли начал осваивать восточные обычаи. Турецкие мотивы появились в одежде. Ему нравилось валяться на мягких широких диванах и курить трубку, мундштук которой был длиннее двух метров. «Я стал заядлым курильщиком», — писал он Остину. Пижонство Дизраэли на Мальте нравилось далеко не всем. Многие рассматривали его как вызов, как оскорбление общественных нравов. Некоторые дома для него закрывались, офицеры отпускали злые замечания в его адрес и иногда так, что Дизраэли их слышал. Отрицательная реакция на поведение Дизраэли была бы еще сильнее, если бы они знали, какую философию он подводит под свои действия. Он писал домой: «Чтобы управлять людьми, вы должны или превосходить их интеллектуально, или презирать их». Здесь мы видим все те же мотивы, знакомые нам по первой части «Вивиана Грея», — высокомерное превосходство лидера над толпой.
Мередит был человеком иного склада. Он путешествовал как ученый, стремился познавать мир и держался спокойно, учтиво, не привлекая к себе всеобщего внимания, и к манере поведения своего друга относился неодобрительно, не скрывая этого. Результатом стало начавшееся отчуждение между Дизраэли и Мередитом. Оно усилилось после того, как друзья встретились на Мальте с неким бойким Джемсом Клеем, знакомым еще по Лондону. Клей, по свидетельству Бенджамина, вел жизнь «блестящего авантюриста», весьма привлекательную для Дизраэли. Неудивительно, что Бенджамин быстро сблизился с новым товарищем. К тому же этот прожигатель жизни тверже стоял на ногах, чем Бенджамин. Он зафрахтовал яхту, на которой друзья и продолжили путешествие.
И Клей, и Дизраэли были горячими поклонниками Байрона. У Клея был лакей Тита Фалчиери — бывший приближенный слуга Байрона. Тита понравился Бенджамину как своеобразная историческая достопримечательность. Его взяли с собой в путешествие, а затем Дизраэли вывез его в Англию, где он навсегда прижился в доме в качестве слуги, но на несколько особом положении. Тита был романтической, живописной, привлекательной фигурой. Дизраэли писал домой, что «он ко всему прочему мягок, как ягненок, хотя и держит всегда два кинжала за поясом… Байрон умер у него на руках».
Несмотря на пристальный интерес Дизраэли ко всему, что связано с Байроном, именно здесь, на Мальте, обнаружилось, что считать его последователем Байрона нельзя. Их взгляды на современный мир, на происходящие в нем процессы были далеко не идентичны. Отсюда и принципиально различное отношение к этим процессам. Первая половина XIX в. ознаменовалась мощным национально-освободительным движением в Италии и Греции. Байрон не просто симпатизировал этим движениям — он поддерживал их морально, материально, практически участвовал в этой справедливой борьбе на стороне восставших. Приняв участие в освободительной войне греков за независимость, Байрон умер весной 1824 г. в осажденном турками городе Миссолонги. Дизраэли об этом прекрасно знал, ибо именно в это время слава Байрона достигла своего апогея.
