– Энни, ты, конечно же, можешь ехать, как решила. Но…если уже поздно сдать билеты, я готова возместить Майклу их стоимость.
– Но, мама, почему? Ты же согласилась!..
– Да, он виртуозно умеет уговаривать, – Мария Габриэловна со смехом качнула головой. – В твоем муже открылся ораторский дар – может, ему заняться политикой?.. Ох, нет, даже и шутить об этом не стану.
Слушая мать, Анна Львовна чувствовала, как радость ее убывает, а тревога, наоборот, растет.
– А разве он не прав? Разве не разумно было бы сейчас уехать в спокойную страну? Россия сейчас – это сумасшедший дом, в котором все, что угодно может случиться!
Она прошлась от окна к двери и снова к окну, изо всех сил стараясь говорить спокойно:
– Ты совсем не выходишь из дома – не видишь, что творится на улицах. Но даже здесь, в доме? Наш дворник, Матвей, он у нас прослужил двадцать лет, ты сидела с его старшим сыном, когда он задыхался от дифтерии, потом держала его на руках в церкви… Позавчера Матвей сказал мне, что мы – буржуи, и хотя он лично против нас ничего не имеет, во имя интересов трудящихся нас надо истребить как класс. Он внезапно потерял память? И заодно – разум? У него были глаза злого животного… Какая там пыль, mio Dio, пыль – это было бы прекрасно!.. Сегодня я видела человека, который, perdonami, per favore, мочился на угол дома, как собака, а когда я проезжала мимо, посмотрел такими похотливыми глазами… Я пожалела, что не за рулем, я бы наехала на него без малейших угрызений совести! Но я уже очень давно не езжу в авто – я боюсь ездить в авто по этой Москве!..
– Ну, что же, – дождавшись паузы, спокойно сказала Мария Габриэловна. – У всякой страны бывают трудные времена, когда колеблются устои. А человек, увы, слаб…
– Майкл говорит, что это не трудные времена. Он говорит, что Россия рушится, и взамен родится что-то совсем другое.
Эти слова мужа, с которыми она совсем недавно спорила, теперь казались ей совершенной истиной. Мария Габриэловна со вздохом встала, набросила на плечи кружевную шаль.
– Он ведь может ошибаться, правда? Но даже если… Знаешь, Энни, все последние дни я думала… Собирала вещи и думала непрерывно. И нынче ночью поняла наконец, что уезжать будет неправильно. Я уж не говорю о том, что здесь папина могила, и Камиша… И где-то здесь – ты, может быть, не берешь этого в расчет, но я думаю, что так нельзя, – так вот, где-то здесь этот человек, отец Аморе. Любочка, быть может, даст нам знать, когда он появится.
