— Эй! — прокричал он. — Эй, тут есть кто-нибудь?
Как же жалко звучит его голос!
— Эй! Не могли бы вы сделать музыку чуть потише? Эй!
Идиот.
Он попробовал постучать снова. Потом стучал и одновременно кричал в прорезь:
— Пожалуйста! У меня семья, и она не может заснуть! Вы поступаете немного эгоистично! И… и… если вы сейчас же не прекратите, я…
Он понятия не имел, как закончить это предложение, но именно в этот момент музыка вдруг стихла. Он моргнул.
— О, спасибо, — сказал он. — Спасибо. Как это любезно с вашей стороны! Извините за беспокойство, мы не хотели… Но уже перевалило за полночь, и я… Ну и… добро пожаловать, соседи!
Он опустил крышку почтового ящика, аккуратно придерживая, чтобы не гремела. Спустился с крыльца и пошел по дорожке к калитке, потом обернулся. Дом по-прежнему стоял в полной темноте с плотно задернутыми шторами. Наверняка его никто не видит, но он все равно приветливо по-соседски махнул рукой.
Через мгновение из дома раздался такой звук, что его чуть не сбило с ног. По правде говоря, он был не таким громким, чтобы сделать это, просто звук настолько испугал и потряс Алана, что он чуть не споткнулся. Только через несколько драгоценных мгновений до него дошло, что это была просто музыка, играющая в десять раз громче, чем раньше, а еще через пару секунд узнал песню: «Старая дружба»[1]. Но даже этих мгновений ему хватило, чтобы испытать почти первобытный страх, ведь он принял музыку за рев чудовища, за рев смерти, рев, который и представить себе невозможно, когда вокруг такая тишина, рев, от которого следует бежать, пока тебя несут ноги.
И он почти побежал, вдруг с абсолютной уверенностью осознав, насколько он мал и беспомощен перед этой стеной звука, насколько быстро улица погрузилась во мрак, что он может потеряться в этой угольно-черной тьме, оглохнуть от боевого рева. А еще он знал, что этот звук затянет его и поглотит.
Но вместе с тем в нем возникла ярость, о существовании которой он даже не подозревал.
Он будет стоять насмерть за свою землю.
«Забыть ли старую любовь и не грустить о ней…»
— Ублюдки! — закричал он. — Вы эгоистичные ублюдки! Мне с утра на работу! И моей жене, сыну и собаке тоже!
Вдруг в одном из окон первого этажа шторы чуть раздвинулись, выпустив на улицу лучик света, и снова закрылись.
— Я вас видел! — заорал он. — Вы там! Думаете, я вас не замечу?
Подняв с земли один из камней, которыми была выложена дорожка, он побежал к дому, навстречу оглушительной музыке, и бросил камень в окно. И попал. На мгновение Алану показалось, что он разбил стекло, он испугался, потом обрадовался — он с удовольствием высадил бы весь оконный проем, — и в конце концов расстроился, что камень не нанес никакого вреда.
