Не плач — вой шел по городу. Тогда выяснилось: за широкой, сутулой спиной Мины стоял цепкий, увертливый сборщик дани — баскак Ахмат. Его деньги Мина отдавал в рост доверчивым людям.
Игумен Спасского монастыря Афонасий, муж достойный, справедливый, резко спросил отщепенца монаха: подобает ли так поступать христианину?
— Хуже басурманина ты!
— А я и есть басурманин, — подло ответил Мина. — Променял веру христианскую на веру басурманскую и не жалею, святой отец. Ты со своей верой зовешь люд к смирению. Накатилась татарская волна, ты кричать начал: «То от грехов наших! Смиряйтесь!» Легко тебе было кричать, когда Батый сказал: «Не надо трогать русского бога». Ты-то ничем не пострадал. И отныне спроса твоего, поп Афонасий, я не приемлю. Мусульманская вера не зовет к смирению. И это мне нравится…
Горькие воспоминания мучили Дементия, накатывались тяжестью. Неспроста монах-отступник прибыл с татарами, неспроста…
Но не время рассуждать: теперь татары после долгой дороги завалятся спать. Самое время ехать.
— На торг-то не шастай, — наказал он Фильке. — И от дому не уходи. Лучше плескайся в речке. Завтра буду дома.
— Что ж, боярина на драной кляче посмотреть нельзя? — На измазанном сажей лице малого скользнула ухмылка. Но тут же пропала: не рассердился бы тятька, что-то хмур сегодня.
— Не каждый день сидит на кляче боярин, — строго сказал Дементий. — Получил позора, и хватит.
Он вывел лошадь с подворья и осторожно стал спускаться с кручи к наплавному мосту. От края моста к столбу-вертушке был натянут канат. По ночам и когда надо было пропустить ладью, канат разматывали — одним концом мост отходил от берега, давая проход судну. Возле столба стояла дощатая будка с квадратным оконцем. Из будки вылез сторож, лицо заросло, видны были нос и глаза. Никто и не помнил, когда появился здесь этот дед, без него и не представляли моста.
— Здорово, Овсеюшка, — приветливо поздоровался кузнец.
— А, поехал за углем? — отозвался тот, — Ну, с богом!
— Спасибо, Овсеюшка, — Проезжая, Дементий шутливо попенял: — Что же ты мост не развел, татар пропустил?
— Как не пропустишь, — буркнул сторож, — Стара моя голова, да пока пусть торчит на своем месте.
Дементий выбрался на противоположный, отлогий берег и направился сначала по суздальской дороге, затем свернул в сторону.
Ветки густого орешника и бузины цеплялись за корзины, норовили хлестнуть по лицу, но Дементий привычно, уверенно вел лошадь сквозь чащу. Сейчас будет еле заметная лесная дорога.
