Хранить обещания | страница 6



гравитацией, а не тем жалким ее подобием, которое достигалось на наших кораблях при помощи осевого вращения. Да и других разработок хватало: новые радары, новые материалы, новые сплавы. Но создание кораблей второго поколения обошлось бы в многие миллиарды долларов — где гарантия, что деньги не будут выброшены впустую? И что могло послужить стимулом для дальнейшего развития Программы? Разве только Катрин Перт явит миру чудо...

Прямо надо мной горела яркая звездочка, медленно перемещавшаяся с запада на восток, — это двигались по орбите три наших звездолета, состыкованные в единую связку. Как и экспедиция Стейница, мы летели на нескольких кораблях, что обеспечивало большую маневренность и надежность. При аварии одного из них мы вполне могли бы разместиться на двух оставшихся: ресурсы системы жизнеобеспечения это позволяли. Конечно, нам бы пришлось несколько тесновато, но тут уж не до жиру.

Я смотрел на связку, пока она не исчезла за горизонтом, а потом встал и включил гирлянду (Кэти ее погасила). Пусть горит, ведь на Каллисто никогда больше не придет Рождество.


Все наши корабли — «Верность», «Зеленая ласточка» и «Толстой» — были одного типа. «Толстой», которым командовал Виктор, бесследно исчез вместе с экипажем; никто так и не узнал, что же с ними тогда произошло. Разъединив связку, мы развернулись в сторону Юпитера и начали разгон за счет его гравитационного поля. Миновав планету, корабли должны были вновь соединиться и отправиться, наконец, домой. На «Ласточке» нас летело трое: я, Герман Селма (руководитель экспедиции) и Кэти. «Афины» полностью автономны, поэтому они обычно маневрируют раздельно, экономя время и топливо, а затем вновь собираются в единое целое. В идеале связка должна была состоять из шести «Афин» и представлять собой огромное колесо (точнее, тор), но шестой корабль так и не построили, а еще два потерпели аварию во время экспедиции Стейница.

И вот на полпути между Каллисто и Ганимедом мы врезались в облако космической пыли — настолько мелкой, что радары ее не зафиксировали. (Кэти назвала его потом «космической мелью», а Айсмингер сказал, что это, по всей видимости, обломки так и не сформировавшегося спутника Юпитера.) В общем, наши корабли, двигаясь на второй космической скорости, пропахали по этой «мели». Взревели сирены; на пульте зажглось множество красных огоньков.

Поначалу мне казалось, что звездолет разваливается на куски. Герман с треском приложился об стену, а потом его швырнуло через распахнутый люк прямо в тамбур. Кэти я не видел, но слышал ее крик, раздавшийся в другом конце рубки. Мимо иллюминаторов пролетали куски обшивки. Откуда-то из недр корабля донесся глубокий вздох, свет мигнул и погас, но тут же загорелись аварийные лампы. От «Зеленой ласточки» с хрустом отвалилось что-то большое, и сразу же завыло еще несколько сирен. Я сидел, вцепившись в кресло, готовясь услышать последний в своей жизни звук — утробное кряканье ревуна, означающее разгерметизацию.