Он кивнул на прощание и взял ручку. Радл упрямо сказал:
— Но, господин адмирал, если фюрер желает…
Канарис сердито взорвался, бросив на стол ручку:
— Господи, боже мой, парень, убивать Черчилля, когда мы уже проиграли войну? Чем это может помочь?
Он вскочил и оперся обеими руками на стол. Радл стоял неподвижно по стойке «смирно», тупо глядя в пространство над головой адмирала. Канарис, вспылив, понял, что зашел слишком далеко, что его сердитые слова можно было считать государственной изменой и что было слишком поздно брать их обратно.
— Вольно, — скомандовал он. Радл выполнил приказ. — Господин адмирал.
— Мы давно знаем друг друга, Макс.
— Да, сэр.
— Поэтому доверьтесь мне. Я знаю, что делаю.
— Очень хорошо, господин адмирал, — твердо сказал Радл.
Он отступил, щелкнул каблуками, повернулся и вышел. Канарис оперся руками на стол. Вид у него вдруг стал измученный и старый.
— Господи, — прошептал адмирал, — когда уж конец?
Канарис взял кофе, и при этом рука его так дрожала, что чашка застучала по блюдцу.
* * *
Когда Радл вошел в кабинет, Хофер приводил в порядок бумаги на столе. Сержант нетерпеливо обернулся и увидел выражение лица Радла.
— Адмиралу не понравилось, господин полковник?
— Он сказал, что в этом есть какая-то сумасшедшая логика, Карл. Но он нашел этот план весьма забавным.
— Дальше что, господин полковник?
— А ничего, Карл, — устало сказал Радл и сел за стол. — Он на бумаге, этот анализ осуществимости, который им был нужен и который они, возможно, и не затребуют. Это все, что от нас требовалось. Мы займемся чем-нибудь другим.
Радл взял одну из русских папирос, Хофер поднес ему зажигалку.
— Принести вам что-нибудь, господин полковник? — спросил он, и в голосе его было сочувствие, но осторожно выраженное.
— Нет, благодарю, Карл. Ступайте домой. Увидимся утром.
— Господин полковник, — Хофер щелкнул каблуками, но замешкался.
Радл сказал:
— Ступайте, Карл, вы молодец, благодарю вас.
Хофер вышел. Радл провел рукой по лицу. Пустая глазница горела, отрезанная рука болела. Иногда он чувствовал, что, когда его собирали врачи, они неправильно завели его. Поразительно, до чего он был разочарован. Просто испытывал чувство настоящей личной потери.
— Может, это и к лучшему, — тихо сказал он. — Я начал относиться к этому проклятому делу слишком серьезно.
Он сел, открыл папку с донесениями Джоанны Грей и принялся читать. Затем начал разворачивать военно-топографическую карту, но остановился. Хватит с него на сегодня этого малюсенького кабинета, хватит с него абвера. Из-под стола он вытащил портфель, сунул туда папки и карту, снял с вешалки за дверью свое кожаное пальто.
