Но Нойманн сел на палубе, прислонившись к поручням на корме. Штайнер присел рядом. Брандт дал им по сигарете. Судно двинулось. Штайнер чувствовал себя очень усталым, больше, чем когда-либо за долгие годы. Пять лет войны. Иногда казалось, что это не только все, что есть, но и что всегда было.
Спасатель обогнул адмиралтейский волнорез и прошел вдоль него около тысячи ярдов. В гавани было удивительно много судов, большей частью французских каботажных, доставивших с континента строительные материалы для новых укреплений, которые возводились по всему острову.
Маленький пирс был удлинен. Когда спасатель подошел, моряки на палубе прокричали «ура», а молодой бородатый лейтенант в теплом свитере и просоленном капюшоне торжественно встал по стойке «смирно» и отдал честь.
— Отличная работа, господин полковник.
Штайнер отдал честь в ответ и перескочил через поручни.
— Огромное спасибо, Кениг.
Он пошел по лестнице на верхнюю площадку, за ним Брандт, сильной рукой поддерживая Нойманна. В это время на берегу большой черный лимузин старой модели свернул к пирсу и остановился. Из него выскочил шофер и открыл заднюю дверцу.
Первым из машины вышел человек, который в этот момент исполнял обязанности коменданта острова, Ганс Нойхофф, полковник артиллерии. Как и Штайнер, он был ветераном Зимней кампании, ранен под Ленинградом в грудь. Он так и не выздоровел — легкие его были сильно повреждены, и вылечить их было невозможно. Он смотрел отсутствующим взглядом человека, медленно умирающего и знающего это. За ним из машины вышла его жена.
Ильзе Нойхофф в то время было двадцать семь лет. Блондинка аристократического вида с широким, благородным ртом и красивыми скулами. Большинство людей поворачивались ей вслед не только потому, что она красива, но и потому, что лицо ее всем казалось знакомым. У нее была счастливая карьера киноактрисы не на первых ролях в ЮФА в Берлине. Она принадлежала к тем странным людям, которых все любят, и была очень популярна в берлинском обществе.
Ильзе вышла замуж за Ганса Нойхоффа по истинной привязанности, простиравшейся дальше сексуальной любви, к которой он был, кстати, больше не способен. Она вы́ходила его и поставила на ноги после России, поддерживала его на каждом шагу и пустила в ход все свое влияние, чтобы добыть ему его нынешнюю должность, даже получила по протекции самого Геббельса пропуск, чтобы навещать его. Между ними существовало взаимопонимание — теплое и двустороннее, и именно благодаря этому она могла идти встречать Штайнера и поцеловать его открыто в щеку.
