– Вы, Владимир Алексеевич, вроде говорили, что ваши легендарные саперы своей смертью умерли?
– Нет, этого я не говорил. Просто были они, а потом всё – исчезли. А по своей воле или их местные воры за руку поймали – этого я не знаю.
Вход в «Подлянку» мы нашли довольно легко – раньше он был замаскирован, но уже много лет, как его открыли и больше не прятали. А сама «Подлянка» стала одной из подземных артерий Хитровки. Бывшие же схроны, где дезертиры хранили похищенное у воров, оборудовали под схроны для каторжников. Каждый такой схрон представлял собой земляной мешок с соломой на полу. С поверхностью эти схроны соединялись с помощью вкопанных труб, выходивших в подвалы кабаков – по ним вниз поступал свежий воздух. По ним же каторжникам спускали на веревке еду и водку. По ним также сообщали сидельцам новости.
Этот ход был тесней. Нам пришлось согнуться, чтобы не цеплять головами за земляной неровный потолок. Под ногами зачавкало – сырость этого коридора превратила грунт в толстый слой грязи.
– Надо было галоши надеть! – с досадой сказал Шаляпин. – Я уже промок. Сапоги на мне – дырявые. Для конспирации.
– Лучше светите по сторонам, – ответил я. – А то схроны пропустим.
И все-таки первый схрон заметил именно Шаляпин. Он вдруг схватил меня за рукав и указал налево. Мы свернули туда и пробрались в настоящую подземную нору.
– Пусто, – пробормотал я, подняв свечу повыше. – Причем пусто давно.
В скудном свете свечи была видна старая, грязная солома на полу, наполовину утопшая в грязи, какие-то тряпки в углу и старое ведро, прикрытое куском почерневшей от сырости фанеры – отхожее место. От ведра несло, как от давно не чищенной выгребной ямы. Шаляпин тут же уткнул нос в воротник своего пальто.
– И не вынес за собой, подлец! – сказал я. – Ну что, пойдем искать дальше?
Мы вернулись на «Подлянку» и медленно двинулись дальше. Свечи прогорели наполовину, и я запоздало подумал, что надо было взять их больше. Конечно, у Шаляпина в кармане был американский ручной фонарь, но певец сразу предупредил, что света от него – на несколько минут. Так что фонарь оставался на самый крайний случай.
За моей спиной Шаляпин неожиданно зачертыхался, и свет его свечи начал метаться из стороны в сторону.
– Что случилось? – с тревогой спросил я.
– Воском на руку накапал, – послышалось у меня из-за спины. – Горячо!
– А!
Мы двинулись дальше. Прошло еще несколько томительных минут, как вдруг справа кто-то крикнул:
