– Меня Игорем зовут.
– Как скажешь, – развел Посылаев руками.
Пришел Миклухо, поставил кружку, наполненную водой, на тумбочку рядом с Посылаевым.
– Бо-си-спа! – хохотнул тот, передразнивая Дмитрия, как известно, страдающего афазией.
– Пожалуйста, – не переставляя слоги, четко и правильно выговорил Миклухо. Затем отправился на свою кровать и лег.
– Черт возьми, стремно все же валяться целый день на шконке. Надоело мне в больничке торчать, поскорее бы на волю. – Дрыгнув в воздухе ногами, Посылаев сел на кровати, взял кружку, отпил из нее воды и вновь поставил на тумбочку. Затем снова, на сей раз хаотично взмахнув руками, лег на кровать. Вообще-то надо сказать, движения у вора в законе были какие-то странные, он как-то непроизвольно дергал то руками, то ногами, резко ложился и резко вставал, а когда лежал на кровати, то поворачивался с боку на бок не через спину, а через живот. У меня, честно говоря, подобное вызывало недоумение, но я не заговаривал с бывшим зэком на эту тему, не вызывал он у меня чувства сострадания, желания ему помочь.
Но помочь все-таки пришлось, потому что с вором в законе стало твориться что-то неладное. Очевидно, у него начались сильные головные боли, а внешне это проявлялось в том, что он стал вести себя беспокойно, то вставать, то ложиться, то кидаться на постель, а то вообще становился на колени на пол, а головой утыкался в постель.
– С тобою что-то случилось, Александр? – не выдержав его метаний, спросил я.
– Давление, видимо, долбит, – проговорил он глухо, уткнувшись в ладони.
– Чем тебе помочь?
– А чем ты мне можешь помочь? – фыркнул он. – Свою голову, что ли, приставишь вместо моей?
– Ну, может быть, врача позвать?
– Толку от них нет, – проговорил он, встал с коленей, лег на кровать и отвернулся к стене.
Но он и минуты не мог пролежать спокойно. Вот тут-то мне и пришлось проявить к своему соседу сострадание, вдруг у него что-нибудь серьезное и у нас в палате еще один труп образуется. Я встал со своей постели, вышел в коридор и двинулся к ординаторской. Постучав в дверь, приоткрыл ее. Доктор Фролов находился на месте.
– Там что-то с Посылаевым неладное творится, Андрей Михайлович, – проговорил я.
Элегантный мужчина с острым носом, тонкими губами и в темных оптических очках всполошился.
– Что там такое, Гладышев? – проговорил он укоризненно, словно я был виноват в проблемах Посылаева.
Я сделал в воздухе неопределенный жест.
– Понятия не имею. Пойдите, спросите у него сами.
