Сейчас Милутин сидел к ним вполоборота, не спуская глаз с кормы. Он думал о пленниках. Он знал, что все трое еще находятся в оцепенении от страха и неожиданности. Но скоро они придут в себя и, как пойманные звери, набросятся на решетки своей клетки. Этого момента нужно ждать, и тогда придется действовать круто и решительно. Почувствовав отпор, они станут придумывать новые, более тонкие и хитроумные способы вырваться из клетки. И к этому надо быть готовым, чтобы вовремя разгадать их уловки.
«Кто же из них самый опасный? — размышлял Милутин. — Скорее всего, капитан».
Он хорошо понимал этого капитана, хотя и приехал с далеких берегов Далмации. Моряк моряку всегда близок по душе. Капитан — человек сдержанный, видавший виды, и это опасно. Он сильный, очень сильный человек, и это тем более опасно. Но все же, несмотря на свою силу, он не отважится на поединок с оружием. На это способен либо вовсе безрассудный, либо же свободный духом, гордый человек. Нет, капитан не из таких! Его сила подобна тяжести скалы, которую не пошатнешь и не сдвинешь. Но зато скала и подняться не может, — она раб собственной тяжести.
Это уже неплохо, хотя бы для начала. Конечно, люди, подобные капитану, часто оказываются хитрыми и изобретательными. Но еще чаще в них говорит совесть и добродушие. Смущает привязанность капитана к жене. Разлука с нею — для него самое тяжелое испытание. И только тоска по жене может вывести его из себя, заставить очертя голову броситься на решетки. Да, надо быть начеку, из всех троих капитан — самый опасный.
Размышления далматинца оборвались вдруг. Что-то случилось. Он не сразу понял, что именно, но в лодке стало странно тихо, и только сильнее шумело море.
— Не двигаться! — резко и громко скомандовал далматинец.
Теперь он понял: заглох мотор.
— Кто это сделал? — спросил далматинец. — Завести мотор!
— Что-то испортилось, — раздался во мраке голос Ставроса. — Я даже и не трогал его.
— Вацлав, фонарь!
Белый сноп лучей осветил людей на корме. Капитан сидел мрачный и насупленный, Ставрос будто прирос к месту, телеграфист побледнел.
«Если кто и виноват, так только этот грек, — решил Милутин. — Вот кто оказался самым опасным. Если он серьезно повредил мотор, — все кончено! Да, все кончено!..»
— Ты испортил мотор? — холодным металлическим голосом спросил Милутин.
— Честное слово, не я… Сами видите, что я и не трогал его.
— Ты испортил! — сказал далматинец.
— Чтоб мне лопнуть, если я тронул его… Он у меня и утром барахлил, честное слово! Спроси хоть своего приятеля, который сторговался с нами… После обеда я весь день возился…
