Глядя на эту идиллию, Леший поймал себя на мысли, что улыбается. «Старею, совсем в сантименты впал. Решение принять не тяжело, потому что нет альтернативы. Тяжело претворить это решение в жизнь. Обложили общину со всех сторон, и надо уходить, а вот куда – это вопрос. Сам бы не пошел – окопался тут и бил этих тварей, пока силы есть. А потом?… Потом можно и на покой, к друзьям. Они уж и так ждут давно, в каждом сне навещают: что-то ты засиделся, Леший, хватит мир коптить. Сам знаю, что хватит, и так все сроки переходил, что солдату отпущены. Но я не могу – пока не обустрою вот этих…» Он еще раз посмотрел на стайку детей, скрывающуюся в здании бывшей больницы.
На крыльце появился Григорий. Он пытался не наступить на шныряющую под ногами малышню, но, заметив, что юркая детвора, как песок сквозь пальцы, протискивается через взрослых, просто остановился и подождал, пока его минует рой неугомонных школьников, следующих за своим учителем. Их голоса эхом зазвучали в пустых помещениях здания, а во дворе воцарилась деловитая суета вечно чем-то занятых взрослых.
– Чего ты в куртке паришься? – Григорий уже избавился в оружейке от арбалета и автомата и снял в прихожей пожарную спецовку. На огороженной территории было достаточно безопасно: периметр надежно охранялся вооруженной охраной, а наблюдательный пост на крыше, наверное, самого высокого в Духовщине здания, с которого был виден почти весь город, задолго предупреждал о приближающихся мутантах. Правда, дикие звери давно уже научились обходить логово этих странных людишек, не признающих свое поражение в битве с природой. На памяти Лешего последние пару лет массового гона зверья не было. В первые годы этот бич нового мира держал в постоянном напряжении всех. Тогда звери неслись, сметая все на своем пути, и только крепкий забор и стрелы арбалетов могли свернуть этот поток в сторону. В разношерстном строю бок о бок бежали и грозные хищники и массивные травоядные. Как, почему, что их гнало – не ясно. Словно бесконечная карусель крутилось зверье в своем завораживающем, необъяснимом «танце», накатывая волнами на городок раз в месяц и оставляя после себя только вытоптанную землю да поваленные деревья. Потом все реже и реже, а теперь попадались только псы-одиночки, обнаглевшие от безнаказанности или отупевшие от голода, или мутировавшие секачи, выросшие до размеров карликового мамонта и по этой причине вообще не боявшиеся никого и ничего. Город опустел: нет людей, нет зверей.
