Хочу дознаться, что там, под оберткой.
Чтобы заранее знать, какое выражение мне сделать на лице, когда подарок развернут.
Я прямо ненавижу, если кто-то вдруг, сюрприза ради, ко мне подкрадется.
Если кто, без слова, без упрежденья, вдруг к тебе притрагивается — от такого я аж взвиваюсь вся.
И если я, к примеру, над мойкой отскребаю котелок, а сзади кто-то подкрадется, пощекотит меня или под ребра ткнет, я прямо дергаюсь, от вас не скрою, и мне такое, прямо вам скажу, нисколько не приятно.
Мистер Шекспир выпростал и держал наготове свой шарф.
— Глаза мне, стало быть, завяжешь? — спрашиваю.
А он стоит, такой хитрый, нежный и такой довольный, как мышь в сыру.
— Да, душа моя! Да, непременно!
Мой супруг никогда не был, что называется, красавец, но тут лицо у него сделалось милое, веселое, как у мальчишки.
И хоть и понимала я, что чепуха все это, меня разобрало любопытство.
Что греха таить:
У меня даже мурашки побежали по хребту.
С повязкой это он хорошо придумал.
Тут радость мерещилась какая-то, чудилась какая-то детская забава.
Но он-то был не дитя, да и я тоже, и чуяло мое сердце, что ничего такого детского меня не ждет.
Может, потому-то, что из меня девчонку сделали, когда невесть что ожидало впереди, у меня мурашки и побежали по хребту?
Может, и так.
Что-то в сходном духе.
Тайна ли мне какая-то помстилась.
Или угощенье.
Мистер Шекспир угощеньями меня не очень баловал, с тех самых дней гуляний майских, да ведь это когда было!
Глава третья
Вверх по лестнице
Ну, и не стала я перечить своему шутнику-супругу.
Поддалась на его блажь.
(Хотя теперь, когда назад оглядываюсь, я вижу, что все-то он заранее придумал.)
Да все равно, блажь ли, расчет, а я ему позволила мне на глаза надеть повязку.
Позволила повязать мне на глаза тот шарф.
Шарф мягкий, теплый. Теплый от пальцев мистера Шекспира — уж как он мял его, теребил, пока меня улещивал.
А потом мистер Шекспир взял меня за руку.
И повел наверх.
Рука его была горячая и липкая.
И дрожала.
Так дрожала у него рука, что я подумала, уж не в горячке ли он.
А он и был в горячке.
Только такую докторам не вылечить.
Мы ни единым словом не обмолвились, покуда поднимались.
Он меня держал под локоть.
Лестница была узкая. Нас друг к другу прижимало, пока по ней мы шли.
И я чувствовала жар мистера Шекспира. Не только жар его руки. Он весь горел.
Если вам такого не случалось, я вам должна сказать, что очень это странно, когда идешь вслепую вверх по лестнице, а мужчина держит тебя под локоть.
