Алмахшит держит совет с родственниками обо мне и сестрах. Как нам жить дальше? Кто за нами присмотрит, кто нам будет готовить? Бади двенадцать, Дунетхан четырнадцать лет. Как же со школой быть? Кому за скотом ухаживать? Кто будет нас обшивать и обстирывать? А огород?
Сколько сразу вопросов! Какое слово скажут родственники, что решат? Дзыцца одна находила ответ, они же все вместе не могут. А если нас поодиночке родственникам раздать? Или пусть кто-нибудь останется с нами. Можно, говорили, и в детский дом… Всякое предлагали. Нас бы им спросить!
Алмахшит и спросил, когда выслушал всех:
— Ну, а вы что скажете? Что сами думаете?
— Мы никуда не уйдем! — ответил я, оглянувшись на Бади и Дунетхан. Я догадался по их глазам, что они со мной согласны. — Лучше нам быть всем вместе в своем доме.
— Значит, никуда не пойдете?
— Сами будем жить, — проговорила Дунетхан, губы у нее дрожали.
Алмахшит тяжело вздохнул и уставился себе под ноги. Все ждали, что он скажет. Все высказались, за ним последнее слово.
— Как они сами решили, так и будет, — сказал он наконец. — У каждого своя судьба. Станут помогать друг другу — не пропадут! Для кого мать свята, тот и мертвую будет ее почитать и от ее наказов не отступится…
На этом и порешили… И мы поняли раз и навсегда, кто на нас какими глазами глядит. Кроме дяди Алмахшита мы никому не нужны, а он не оставил нас в трудный час. И стал еще ближе.
У него самого детей полон дом, с нами прибавится хлопот. Но где много забот, там и еще одна не в тягость…
Родственники разошлись, разъехались. С нами осталась старая Нана, как было решено.
— Да чем же я им помогу? — слабо протестовала Нана. — За самой нужен уход!
— Они и будут за тобой ухаживать, — успокоил ее Алмахшит. — А твоя им помощь — побыть с ними. Большего им сейчас и не надо. Встанут на ноги, тогда и домой поедешь. Я сам тебя отвезу.
И Нана осталась. Легла на кровать Дзыцца и встает в редких случаях. Сколько ей лет — никто не знает, она и сама не знает. Но не разрешает называть ее старухой. Увидит в окне, как Кыжмыда овечек погоняет хворостиной, и принимается разговаривать сама с собой:
— Вон Кыжмыда намного старше меня… А поглядеть на нее — куда как резва!
— Да она еле ходит, — я возражаю. — Будешь резвым, если спина согнута…
Нана раздраженно машет рукой:
— Оставь ради Бога! Она и в девушках была горбатой.
— Ну да! Кто поверит?
Нана фыркает:
— А я говорю, старше она меня! На танцах за взрослую считалась, а я и со сверстниками танцевать еще не решалась.
