Выглянул месяц, его свет плясал на речной ряби. Тихо подошел Бешагур, остановился поодаль с опущенной головой. Знал бы, что и он собирается в клуб, так зашел бы за ним. Он нечасто выходит по вечерам.
— Бешагур! — позвал я негромко и встал.
Он испуганно вздрогнул, еще ниже опустил голову.
— Ты чего? — сказал я.
— Дома еще не был?..
Тут и я испугался голоса, каким он спросил меня.
— Дзылла тебя зовет. Иди скорее…
Наверно, все слышали, потому что глядели в нашу сторону. Хадзыбатыр оборвал песню на середине.
— Иди, — повторил Бешагур, отворачиваясь, и быстро пошел улицей, почти побежал.
Я кинулся следом. Сердце у меня колотилось, горло вдруг сжалось и дышать стало нечем. Зачем я Дзыцца понадобился? А что значит: ты еще не был дома? Если б был, что из этого? Нельзя было бы выйти? И почему Бешагур отворачивался и был какой-то напуганный? Дзыцца собиралась гнать араку, и я обещал натаскать воды. Но не вечером же…
Я бежал, задыхаясь, и, не знаю почему, боялся увидеть толпу возле дома. Но никого не увидел. И еще сильней испугался. Против калитки росли вишня и тутовник, я проскочил под ветками. Если все дома живы-здоровы, подумалось мне, то всегда буду ходить только этой дорогой, всегда, всегда…
Во дворе и у крыльца стояли какие-то люди. Я бросился мимо них в распахнутую дверь. В комнате было полным-полно народу. Передо мной расступились.
— Дзыцца, Дзыцца! — закричал я, не помня себя, и протиснулся к кровати, на которой она лежала. — Дзыцца!
Она слабо приподнялась, пытаясь сесть.
— Ничего, дитя мое, не бойся, — проговорила она.
Кто-то потребовал:
— Лежите, не надо двигаться.
И она снова опустилась на подушки.
— Что с тобой, Дзыцца? — плача, спросил я и встал на колени перед кроватью.
— Не бойся… На тракторе… сбило. — Она погладила меня по голове.
— Зачем ты пошла? Ты же не собиралась сегодня! Дзыцца!
Меня обхватили сзади, подняли.
— Не надо ее утомлять, пойдем. Побудь пока во дворе.
Я не отрывал глаз от Дзыцца, видел, как она мучается, как кривится ее рот. Она повернула ко мне лицо и улыбнулась, будто ничего у нее уже не болело:
— Ну что ты плачешь, дитя мое? Обойдется, все будет хорошо…
Гажмат взял меня за руку и вывел во двор. Народу, показалось, стало еще больше.
— С поля возвращались, — сказал Гажмат, — впятером сели на плуг, прицепленный к трактору. Доехали до Куыройыдона, и трос лопнул… Дзыцца по спине ударило… Уже послали за машиной. Надо в больницу везти. В Ардон.
А люди все шли и шли. В дом заходили женщины, мужчины оставались во дворе. «Почему же она пошла на работу? — спрашивал я себя в отчаянии. — Она же не собиралась. Она же до обеда сегодня… Бригадир опять вызвал? Но почему, почему?..»
