Темиркан вдруг покраснел отчего-то и отвел глаза. Я не подумал, что из этого выйдет, если мы с Темирканом угостим Мадинат. Если бы я был один… А то нас двое! Я-то знаю, как Темиркан относится к Мадинат. По правде говоря, из-за него я и купил конфеты, сам он ни за что не решится угостить. Конечно, ничего такого я не думал, когда увидел Мадинат у магазина, а потом покупал конфеты, само собой как-то все получилось… А Темиркан, выходит, догадался, что ради него все это. Вот он и смутился.
Мы догнали девчонок, и я протянул Мадинат весь кулек. Она тоже смутилась и покраснела. Но тут же улыбнулась и стала раздавать конфеты подружкам. Я посмотрел на Темиркана. По-моему, он был очень доволен. Как если бы сам купил и угостил Мадинат.
Впервые за все эти дни мне стало легко-легко на душе. Мы попрощались с девочками и вернулись в магазин. Я вспомнил, что из сладостей Дзыцца больше всего любит халву. До войны Баппу ящиками покупал, говорит Дзыцца. Ей будет приятно.
Продавец завернул мне в хрустящую бумагу целый килограмм. Еще я купил два перочинных ножа, пачку хозяйственного мыла, два кило соли и десять коробков спичек. Хотел купить и керосину, но не во что было взять; Приду в другой раз.
Ножик я подарил Темиркану, второй оставил себе. Нагруженные покупками, мы пошли к нам домой. Утром Дзыцца сказала, что испечет уалибах, и, когда я вернусь из школы, он будет под ситом.
Мы всласть наелись халвы и уалибаха. Уалибах даже остался. Потому и осталось, что досыта наелись. Вот обрадуется наш пес Хуыбырш. Когда-то он еще дождется такого лакомства! Говорят, собаки от ожидания стареют. Бедный наш пес, он и в самом деле здорово состарился. А каким ловким был прежде! Мимо него птица боялась пролететь. Теперь же и тявкнуть лишний раз не заставишь. Я бросил ему куски пирога. Он посмотрел кисло, через силу поднялся. А прежде, бывало, на лету хватал…
Когда здорово проголодаешься, кажется, так бы и набросился на еду! И все равно не наешься. А насытившись, думаешь, что никогда снова есть не захочется. Вот и теперь. Набили животы — на еду и не смотрим, хотя вон ее сколько осталось!
Вышли с Темирканом на улицу. Два дня назад напротив нашего дома поставили столб. Скоро протянут провода, и в каждом доме загорятся электрические лампочки. Одна Гуашша отказалась, и слышать об этом не хочет. Семьдесят два года, говорит, прожила без вашего света и дальше как-нибудь обойдусь. От него, говорит, достатка в доме не будет. Словно сейчас в их доме всего сверх головы! А, по-моему, это от скупости: на столб жалко тратиться и платить за электричество каждый месяц.
