На берегу Уршдона | страница 35



Дзыцца шепчет мне на ухо:

— Возьми кусок мяса получше, я сварю, надо хороших людей угостить.

Это обязательно! Кто режет и свежует тушу, тем первый почет, угостить надо как следует. У них трудная работа — их зовут и когда радость в доме, и когда горе…

Бади и Дунетхан боялись выйти во двор. Даже как курицу режут, не могут смотреть, убегают. Наверно, им жалко, а может, крови боятся. Не знаю. А тут обе прибежали, когда все уже было кончено.

— Дядя Бимболат, а где пузырь? — спросила Бади.

Ага, вот что им надо.

— Ой, забыл! — Бимболат отыскал среди внутренностей пузырь, сполоснул в кадке с водой и отдал Бади.

Бади и Дунетхан надули его, затянули ниткой, чтоб воздух не выходил, и стали бегать по улице, подбрасывая пузырь…

Бимболат и Куцык сели за стол. Дзыцца поставила перед ними тарелку вареной свинины, от которой шел пар.

Принесла и графин араки, в тепле бока графина запотели… Хорошо, когда есть чем угостить. Не надо к соседям бежать, одалживаться. Дзыцца была очень довольна.

Отворилась дверь, и вошла Кыжмыда — мать Гадацци. Одна она никогда не стучит. Плохо слышит и поэтому, может быть, думает, что и другие не услышат, если постучит в дверь.

Бимболат и Куцык сразу встали: старшая в дом вошла.

— Приглашаем, бабушка Кыжмыда!

Она им рукой махнула: садитесь, мол. И заторопилась назад. Не знала, что у нас гости. Дзыцца вышла за ней в коридор.

Как годы согнули Кыжмыду! А говорят, в молодости была стройная, красивая. И будто бы отец Гадацци, не устояв перед ее красотой, похитил Кыжмыду из родительского дома. Вот какая она была!

Отца Гадацци считали жестоким человеком. Был он старше Кыжмыды на двадцать один год. Дети от первой жены были ей ровесниками. Отец Гадацци никогда не возвращался домой раньше полуночи. Начнет дубасить в дверь что есть силы, Кыжмыда вскакивала с постели, бежала открывать. Муж орал: «Чего долго не открывала? Может, вовсе не ждала?» И поколотит. А если сразу открывала, он того хуже расходился: «Ждала? А откуда знаешь, что это я постучал?» Опять побои, опять ругань…

От такой жизни Кыжмыда быстро состарилась, спину ей согнуло коромыслом.

Дзыцца повела соседку в маленькую комнатку. Мы не живем в ней — холодно, с осени не топили, чтобы сберечь дрова.

Кыжмыда стала вынимать яблоки из-за пазухи.

— Долю Баймы вам принесла, — сказала она. — Твой муж много мне сделал добра… Так вы хоть за него яблок поешьте.

Дзыцца смутилась.

— Зачем, бабушка? У нас и у самих есть!

Та, улыбаясь, качает головой: