– Па, тебе это будет интересно.
То было не объявление о конном балагане, а яркая картинка, на которой человек висел вниз головой с перекладины, качавшейся высоко-высоко под потолком. Он казался полуголым, костюм обтягивал его, как вторая кожа, и весь сиял блестками. У него были густые усы, и он улыбался, словно совсем не боится.
– Ты что-то белая, как полотно, – сказал Роберт, поглядев на меня. – Что такое, Меридон?
– Ничего, – тут же ответила я.
Но я чувствовала, как отливает от головы кровь, и понимала, что в любое мгновение могу упасть в обморок.
Я протиснулась мимо Роберта и жуткой картинки, спотыкаясь, вышла на ступеньки фургона и села, глотая свежий воздух теплого августовского вечера.
– Ты как, сможешь работать? – спросил из фургона Роберт.
– Да, да… – слабым голосом заверила я. – Просто стало нехорошо на минутку.
Какое-то время я молча сидела на ступеньках, глядя на пасущихся лошадей и солнце, низко висевшее за рядом бледных облаков цвета масла.
– У тебя что, крови начались? – с грубоватым сочувствием спросил Роберт, появившись в дверях фургона.
– Да нет же! – воскликнула я уязвленно.
– Ну, обидного-то в этом ничего, – извинился он. – А что тогда?
– Да картинка эта, на объявлении… – сказала я.
Я самой себе не могла объяснить, почему пришла в такой ужас.
– Что этот человек делает? Он так высоко!
Роберт вынул объявление из кармана.
– Он себя называет артистом на трапеции, – сказал он. – Новый трюк. Я поеду в Бристоль, посмотрю. Хочу знать, как это делается. Видишь…
Он протянул мне объявление, но я отвернулась.
– Гадость! – по-детски сказала я. – Не могу его видеть!
– Ты высоты боишься? – спросил Роберт.
Он хмурился, словно от моего ответа что-то зависело.
– Да, – коротко ответила я.
За все мое отчаянное мальчишеское детство только раз меня мутило от страха. Только в охоте за птичьими гнездами я не была первой. Я всегда норовила остаться на земле, когда другие кочевые дети лезли на деревья.
Однажды, когда мне было лет десять, я на спор заставила себя вскарабкаться на дерево и застыла на нижней ветке от ужаса, не смея пошевелиться. И именно Дэнди, никто другой, со спокойной уверенностью полезла меня снимать. Дэнди, именно Дэнди помогла мне набраться смелости, чтобы спуститься. Я постаралась не вспоминать качающуюся ветку и веселые злые лица, обращенные ко мне снизу.
– Да, – сказала я. – Я боюсь высоты. Мне плохо становится, даже если думаю об этом.
Роберт шепотом сказал:
– Черт, – и спрыгнул со ступеньки фургона, чтобы надеть сапоги.
