Включив свет в комнате матери, он неохотно прокрался в нее. После ее смерти комната приобрела прибранный, отчужденный вид, и Марку стало стыдно, что он оказался здесь. Однако после недолгих поисков он обнаружил лаковую с позолотой швейную шкатулку — подарок, которым мать пользовалась крайне редко. Как он и надеялся, в специальном отделении внутри лежали крохотные ножницы с ручками из слоновой кости, предназначенные, чтобы подрезать шелковую вышивку. Он взял ножницы, прошел в ванную и стал подстригать свои густые волосы. Изящные, маленькие ножницы прыгали в нетерпеливых руках Марка, и дело оказалось на удивление долгим и сложным. Лезвия были слишком малы, чтобы захватывать сразу помногу, и ему приходилось неловко подравнивать свою новую прическу сзади, на ощупь находя выбившиеся пряди. Мягкие волосы, покалывая, падали на одежду, за воротник. Когда волосы были подстрижены коротко и ровно, насколько это ему удалось, он срезал оставшееся бритвой. Тут ему неожиданно пришло в голову, что состриженные волосы не должны найти, и он смыл их в большое сливное отверстие в днище ванны. Светлые пряди кружились в струе воды и темнели, исчезая.
Затем Марк снова бегло поглядел на свое отражение. С короткой прической черты его лица изменились — стали жестче и костистее. Он подумал, что выглядит одновременно грубым, брутальным и беззащитным, и новая внешность ему не понравилась. Он несколько раз провел рукой по холодным волосам.
Показавшись в дверях и увидев, что сделал Марк, Варий кивнул и бесцветным голосом произнес: «Пожалуй, руки».
Марк обгрыз ногти до мяса и превратил гладкую, холеную кожу в шершавую, как наждак, хорошенько потерев ее моющим раствором и пемзой. Кожу покалывало, мелкие порезы кровоточили. «Хорошо», — сказал Варий.
Его опять охватила дрожь: ему пришлось зайти в спальню — взять кое-какую одежду и деньги, и он увидел Гемеллу, лежавшую на постели в своем розовом платье.
— Вот все деньги, которые мне удалось найти, — сказал он. — В банк тебе нельзя.
Денег было немного. Семья была богата, но причин держать наличность в доме не имелось.
— Возьми что-нибудь, что сможешь продать, драгоценности или что еще, — сказал Варий, передавая деньги Марку.
Они обыскали столовую, кабинет, снова комнату Клодии. Беря каждую вещь и взвешивая ее в руке, Марк все сильнее ощущал свое предательство и униженность, словно дом постепенно отступался, отказывался от него. Он старался брать вещи помельче, которых не хватились бы слуги, и не из ряда вон дорогие: бронзовую статуэтку из столовой, серебряную вазочку, а из материнской шкатулки с драгоценностями — довольно уродливый браслет, инкрустированный сердоликом, гребень и брошь из сардоникса и тяжелую нитку яшмовых бус. Он не помнил, чтобы мать когда-нибудь надевала эти вещи, и надеялся, что они ей не очень нравились. Потом сгреб все в армейский ранец, который отец принес как-то давным-давно.
