Дворецкий догнал его и спросил:
— Подарок от вашей кузины, сэр, — и Марк понял, что все еще держит плетеную коробочку с нугой.
— Да, — ответил он, — а что, выбросить?
— Зачем же, — укоряюще сказал дворецкий. — Вашим гостям может понравиться. Разрешите положить на блюдо.
— Хорошо. Или можешь взять себе.
Марк передал коробочку дворецкому и не стал дожидаться, как он решит с ней поступить. Пройдя к себе в спальню, он бросился на синее постельное покрывало.
Затем пошел в небольшой храм, посвященный Ларам, в центре дома и — в память о родителях и потому что его самого не было дома почти месяц — преклонил колени перед маленькими серебряными изображениями танцующих юношей и девушек, накрытой вуалью богиней домашнего очага, налил немного вина и поставил перед ними. На миг он нашел некоторое утешение в обряде, словно за домом следила какая-то милосердная сила. Потом он заметил дырочку — там, где крохотный драгоценный камень должен был красоваться на рукаве одного из плясунов, и мгновенно и бесповоротно почувствовал, что хрупкий смысл, который он придавал пляшущим фигуркам, куда-то улетучился и наверняка никогда не вернется. Куколки, подумал он с внезапным презрением: я притворяюсь, что кормлю куколок. Почему все стремятся сделать все таким ребячливым? Еще какое-то время он простоял на коленях, с неприязнью и жалостью глядя на плясунов, потому что они продолжали все так же радостно прыгать, не подозревая, что кто-то видит их насквозь.
За ужином говорили о самых обыденных вещах, и все же чувство подавляемого беспокойства то и дело давало о себе знать: оно исходило от Вария и Гемеллы и сообщалось Марку. Хотя супруги перестали обмениваться взглядами, Марк чувствовал, что они каким-то образом взвешивают и оценивают каждое его слово: особенно когда разговор зашел о более серьезных вещах, как, например, Академия в Афинах, которую Марк, как предполагалось, начнет посещать с будущего года. Постепенно он понял, что их волнует нечто большее, чем атмосфера утраты и уж тем более ссора. Марк подумал, уж не худо ли дело с завещанием, может быть, родители оставили долги? Его самого это не очень заботило.
Позднее он услышал, как они говорят в кабинете, причем такими приглушенными голосами, что он не сомневался, что речь о нем. Не в силах больше выносить этого, Марк настежь распахнул решетчатую дверь. Варий с Гемеллой сидели рядом на скамье черного дерева и одновременно обернулись с виноватым видом, когда он вошел. Бумаги как ветром сдуло, и сласти Макарии кучкой лежали на стеклянном блюде с эмалями.
