— А она хороша… — послышался задумчивый голос Малинки, едва ли не мечтательно разглядывающей одинокую путешественницу. — Вон какие завитки игривые, золотистые около ушка, и на шейку белую сбегают, залюбуешься… А само ушко… Розовое, маленькое, похоже на хрупкую ракушку… И камушек в сережке блестит, будто подмигивает. Эх, была б я мужчиной…
— К счастью, ты женщина, — хмыкнул я. — Хотя мысли у тебя и странные. Ишь, как расписала. Я до этого смотрел на нее как на кошель с деньгами, а теперь, пожалуй, по-настоящему разохотился.
— Приятной ночи, Перчик, — проворковала сладенькая. — Смотри, не продешеви. Я умираю, хочу искупаться в горячей воде и вымыть как следует волосы. Да и одежду не худо бы служанке отдать постирать. У тебя это как-то не очень получается.
Вот она, благодарность за мои старания! Кому рассказать, что я бабе шмотки стирал, пусть и родовитой… Тьфу! И ведь вижу отлично все приемчики, с помощью которых Малинка мной управлять пытается. Вижу и молчу, подчиняюсь. Прикидываюсь дурачком. Почему? Ответ прост: мне нравится с ней спать. Да, конечно, у нас уговор насчет общей постели, но мне не интересно получать холодные ласки, которыми одаривают по необходимости. А сладенькая, насколько я успел ее узнать, вполне может сменить милость на гнев, ежели будет чем-то недовольна. Вот и придется мне сейчас из кожи лезть, ублажая путешественницу, дабы та как следует раскошелилась. Эх, с каким удовольствием я вместо этого покувыркался б на сеновале с Малинкой, да деньги и впрямь нужны, не только на купание в горячей воде и прачку…
Пока я предавался размышлениям, рыжулин слуга отправился то ли к лошадям, то ли за пожитками. Мне приглашение не требовалось — подошел к стойке, вежливо поклонился красотке, перекинулся парой незначительных фраз с хозяином, почти не отводя глаз от женщины. Та посмотрела весьма заинтересованно. Я подвинулся ближе и будто ненароком коснулся ее плеча. Дальше — просто: взгляды встретились, мои пальцы поймали ее кисть, и серо-голубые глаза незнакомки быстро потемнели от желания.
— Пусть принесут ужин в комнату, — мотнула головой в сторону хозяина, не отрывая глаз от моего лица. — Да пообильнее, я голодна. — Тут подошел ее слуга с дорожными сумками. — Оставь здесь, Вей. Разносить вещи по комнатам — дело гостиничной прислуги. А ты отдыхай. Ешь, пей и ложись спать.
— Я донесу, госпожа, — пришлось подыграть рыжуле и подхватить далеко не легкие сумки.
Хозяин хмыкнул и сам отправился провожать гостью, оставив посетителей на супругу и служанок. Я оглянулся на Малинку, которая тут же подмигнула мне в своей наихудшей похабной манере. До сих пор не понимаю, означают ли эти ее ужимки дружеское одобрение или, наоборот, призваны скрывать досаду и злость.
