Перейдя неприметный деревянный настил над небольшим ручьем, он собрал сухих веточек, развел костерок. Из брезентовой сумки, привязанной к седлу, извлек почерневшую консервную банку, завернутую в тряпку, зачерпнул из ручья воды, поставил в огонь. Достал ломоть хлеба, початую банку тушенки. Быстро управился с едой и сидел у воды, слушая ее тихое течение, потягивал кипяток из банки, вприкуску с наколотыми кусочками сахара. Ему вспомнился первый маршрут, рабочий Вертипорох, спасший его от медведицы. Как глуп он был тогда! Вертипорох, работал рядом, контролировал промывку, следил за отработкой полигона.
Вспоминал он и Рощина. Интересно, тот так и не видит связи между их работой и бараками? Но совет Рощина запоминать происходящее вокруг Данила не забывал. Правда, теперь, когда он мог представить разбросанные на территории в тысячу километров прииски и десятки тонн добываемого золота, мысль что все можно было сделать так же быстро, но иначе, не казалась такой очевидной. Ни он, ни кто-либо другой сейчас не думал о жертвах и тяготах. Не могло быть ни тягот, ни жертв, которые шли бы в сравнение с теми, что несла война, и он с горечью признавал: иначе сегодня это проклятое золото не достать.
Мысль его вернулась к разговору с Барсом. Назревал скандал. Данные предварительной разведки не подтверждались, и Данила чувствовал: не подтвердятся. «Барсик (так его звали за малый рост) поторопился, – размышлял Данила. – Отчитался за прирост запасов, а запасов нет. Но добычу начали. За такое без головы останешься, – вздохнул он. – Дела…»
Он выпил еще две банки чаю, залил тлеющие угли и ловко запрыгнул в седло.
Хмуро расхаживая по кабинету, Семен Наумович Барс дожидался начальника лагпункта Присяжнюка, кроя себя последними словами за то, что поддался уговорам Рюшкина доложить о приросте запасов по предварительной разведке. «Намудрил, подлец, с дружком, бывшим главным геологом, а ты уши развесил! Однако этот… – Барс подумал о Даниле. – Упрямый черт. С Рюшкиным разберусь, будет рапорт писать о неотходе среднего содержания. Но пока оттайка, – прикидывал он, – надо недостачу покрыть, после разбираться будем. Срочно нужны люди. Люди нужны», – повторял он, меряя шагами кабинет, выбрасывая вверх колени. Людей мог дать только начальник лагпункта Присяжнюк.
Как только тот вошел, Барс быстро забрался на стул. Находясь рядом со шкафоподобным Присяжнюком, он чувствовал себя совсем неуютно.
Между начальством лагерей и хозяйственниками шла непрерывная и суровая борьба. Лагерное начальство получало вознаграждение за перевыполнение финансового плана заключенными и было заинтересовано, чтобы производство как можно больше отчисляло средств за выполненную зэками работу. Поэтому никто не обращал внимания на приписки бригадиров из тех же заключенных, молчаливо поощряя их. Зато обвиняли хозяйственников в плохом использовании рабочей силы. Те страдали от лагерной бухгалтерии, пытались бороться с валом приписок, требовали производительности. Но зэки выходили на работу истощенными, продукты в лагерях воровали, круг замыкался, и все начиналось сначала.
