Он должен закончить письмо как можно скорее. Наклонившись над листом, он начал заполнять словами узкие поля:
Таллис, мы носим в себе живых призраков, они толпятся на краю зрения. Они мудры, по-своему; мы тоже знали их мудрость, но забыли. Но лес — это мы, а мы — лес! Ты еще поймешь это. Ты узнаешь имена. Ты вдохнешь запах древней зимы, значительно более жестокой, чем этот рождественский снег. Вот тогда ты пойдешь по старой важной дороге. Когда-то я прошел по ней несколько шагов, но они бросили меня...
Он писал, перевертывая страницы, заполнял поля, приписывал свои слова к словам сказок, создавая связь, которая в будущем будет для нее что-то означать.
Закончив, он промокнул чернила носовым платком, потом закрыл книгу, завернул ее в плотную коричневую бумагу и обвязал ленточкой.
На бумаге он написал просто: Для Таллис. На твой пятый день рождения. От дедушки Оуэна.
Потом опять застегнул пальто и вышел наружу, в холод зимнего вечера. Какое-то время он постоял снаружи, чувствуя себя испуганным и растерянным. Фигура в капюшоне уже пересекла поля и стояла у ворот сада, внимательно разглядывая дом. Китон на мгновение заколебался, потом тяжело зашагал к ней.
Теперь их разделяли только ворота. Тело Китона горело, как в лихорадке, и он дрожал под тяжелым пальто. Капюшон закрывал лицо женщины почти полностью, и он не мог сказать, какая из трех пришла к нему. Она внимательно поглядела на него, вероятно пытаясь прочесть невысказанные мысли. И перевела взгляд на дом. Из-под шерстяного капюшона сверкнула белая маска.
— Это ты... — прошептал Китон.
Еще две фигуры в капюшонах спустились со склона Барроу-Хилл. Как если бы поняв, что он заметил их, они остановились и исчезли, слившись с белой землей.
— Я начинаю понимать, — сказал он, почти горько. — Я начал понимать. Ты пришла не за мной...
Ребенок опять заплакал. Белая Маска взглянула на лестничное окно, но плач почти мгновенно прекратился. Китон не отрываясь смотрел на женщину-призрака; слезы жгли глаза, и он ничего не мог с ними поделать.
Она поглядела на него, и ему показалось, что через тонкие щели, бывшие ее глазами, он видит намек на лицо.
— Послушай, — тихо сказал он. — Я хочу тебя попросить. Видишь ли, они потеряли сына. Его подбили над Бельгией. Они потеряли его и много лет плачут по нему. Если ты заберешь дочь... если ты заберешь ее сейчас... — Белая маска смотрела на него молча, не шевелясь. — Дай им несколько лет. Пожалуйста? Если ты не хочешь меня, дай им пожить несколько лет с ребенком...
