— А ты, наверное, думал, что я тебя расцелую, — произнёс Стёгов. — Знаешь, почему я не пристрелил тебя?.. Совсем не за красивые глазки и проникновенные речи, полуфантазёр. Нет, не за это. За наглую уверенность в победе добра над злом, Лёха. За вызывающую, бестактную, упёртую, ехидную, даже подлую уверенность в торжестве правды и справедливости. Сознайся, что тебе сегодня было весело и интересно. Не сомневаюсь, что с такими подходами ты бы и дьявола обработал. Я заметил перемены, произошедшие в тебе, уже тогда, когда ты признался в предательстве, но я не ожидал, что ты будешь приручать нас, как диких коней. Ты редкостный ковбой, Левандовский. Я аж опешил от твоей прыти. В тебе всё так и кричало: палец — так палец, смерть — так смерть, горькая правда — так другой и не надо, потому что ты, гад такой, свято веришь в то, что пусть и через миллион лет, но добро обязательно победит зло. Ты был настолько самоуверен, что мне ничего другого не оставалось, как поверить в то, что подонком на полянке являюсь я, а не ты. Пацаны раньше припухли, а я до последнего тебя прикончить хотел. Если бы ты сказал, что мой дед погиб окончательным и бесповоротным героем, чтобы польстить мне, то я бы всадил в тебя пулю. Но ты не побоялся напомнить нам о «красном» терроре, в котором участвовали красноармейцы, и я понял, что являюсь мерзавцем. Гениальная партия, Лёха. Ты меня прочитал. Клянусь, что теперь не трону ни одного человека и буду творить добро… Как палец?
— Нормально. Зарою его в могилу. Прошлого не воротишь.
— Но обрубок следует прижечь, чтобы не началось заражение крови. Я костёр разведу. Как начнём прижигать, кричи от боли и радости за нас, за великое и низкое прошлое России. Теперь не можно, а нужно. Ты… мы все пока легко отделались. Раз слава дедов досталась нам бесплатно, значит, за их грехи рано или поздно придётся платить.
Глава 13
21 января 2000-ого года. Больница города N. Одиночная VIP-палата. Одиннадцать дней до времени «Ч».
Избитый Магуров лежал на койке и мысленно благодарил Левандовского за то, что через отбитые внутренности Алексей освободил его от работы в Шанхае. Плутишка наивно полагал, что выбрал сдуру самый сложный участок, тогда как его товарищи по тайному обществу — Яша не сомневался — теперь загорают.
— Да, я не справлялся, — успокаивал себя Магуров, — но там бы никто не справился. Шанхай — полноценный ад безо всяких оговорок, поправок и скидок, потому что в этом квартале в нечеловеческих условиях живут отборные грешники, которые люто ненавидят друг друга и мечтают о смерти, как о рае. Пусть они и не горят пока на страшном огне, зато мёрзнут, как надо, так как уже употребили на дрова последнюю щепку в округе. Даже не знаю, что лучше. Жар-то хоть костей не ломит…
