Евроремонт | страница 52
За завтраком Елена Павловна с тревогой поглядывала в сторону мужа, опасаясь, что тот опять заговорит. Но измученный утренним марафоном, Игнат Петрович молчал как партизан, и первой заговорила она сама.
– Moscow, – сказала она, – is the capital of the USSR. There are many streets and squares here!
Хотя хотела всего лишь спросить у Игната Петровича: положить ли еще гренков? Игнат Петрович поперхнулся глотком какао, а то, что проглотил, пошло у него носом.
– Ты чего? – спросил он, отроду не слыхавший от жены английского слова.
– Moscow metro is the best in the world, – ответила Елена Павловна, удивляясь себе. – Ой, мамочки! Lenin was born! – крикнула она, и ее понесло дальше.
Процесс пошел. Через час Бураков, не в силах удержать в себе, уже рассказывал супруге передовицу "Собрать урожай без потерь!” из августовской "Правды” какого-то кромешного года. Супруга плакала, но Игнат Петрович был неумолим. Кроме видов на давно съеденный урожай Елена Павловна узнала в тот день данные о добыче чугуна в VI пятилетке, дюжину эпиграмм Ник. Энтелиса и биографию Паши Ангелиной.
На сон грядущий Игнату Петровичу вспомнились фамилии “Чомбе”, “Пономарев” и “Капитонов” и словосочетание “дадим отпор”.
В антракте между приступами Игнат Петрович лежал на тахте и слушал излияния супруги. Воспоминания Елены Павловны носили характер гуманитарный: она шпарила английские topics про труд, мир и фестиваль, переходя на родной язык только для того, чтобы спеть из Серафима Туликова, помянуть добрым словом царицу полей и простонать “О господи!”.
Только перед самым сном Елену Павловну отпустило, и она звонко несколько раз выкрикнула в сторону Подольска: “Сука! Сука! Сука!”
На рассвете Игнат Петрович (была его очередь) произнес речь Хренникова на съезде советских композиторов, а за завтраком с большим успехом изобразил Иосипа Броз Тито с карикатуры Кукрыниксов. К счастью для супруги, увидеть это ей не пришлось: в семь утра она приступила к исполнению ста песен о Сталине – и уже не давала себя отвлечь ничем.
Дело принимало дурной оборот. Коммунистическое двухголосие, доносившееся из окон дома в центре Москвы, начало привлекать внимание. К вечеру по городу поползли слухи, что в районе Кропоткинской функционирует партячейка истинно верного направления. Под окнами начали собираться староверы с портретами. Ночью на фасаде дома появилась надпись, призывающая какого-то Беню Эльцина убираться в свой Израиль, а на рассвете Игнат Петрович дошел до ленинского периода в развитии марксизма: из открытых окон понеслись крики “Расстрелять!” и “Говно!”.
