Он сжал челюсти, как будто борясь с желанием схватить ее и перекинуть через плечо, и затащить в свое логово для защиты.
Предсказуемо.
Он будет счастлив только когда запрет ее где-нибудь, чтобы больше не беспокоиться.
— Тогда зачем подвергаешь себя риску?
— Я увидела существо, попавшее в беду, поэтому я сделала то, что, по моему мнению, было необходимо. — Она встретила его горящий взор, не дрогнув. — Кроме того, я не подвергалась опасности. Я выпустила несколько стрел из кустов.
— Думаешь, куст защитил бы тебя от горгулий?
Она убрала прочь его руку, досадуя, что даже когда была в ярости на этого вампира, она все еще жаждала его прикосновения.
— Разговор окончен.
— Валла…
— Нет. — Она ткнула пальцем в его до неприличия красивое лицо. — Я не ребенок, чтобы мне указывали, что я могу или не могу делать.
Холод остался, но в нем больше не ощущалось гнева.
Вместо этого куда более опасная эмоция завихрилась в воздухе, пока он, не отрываясь, изучал ее лицо, заставляя ее сердце, казалось, выпрыгивать из груди.
— Поверь мне, я никогда не принимал тебя за ребенка.
Она открыла, было, рот, чтобы перечислить несметное количество раз, когда он пытался нянчиться с нею, но слова так и остались невысказанными, когда он решительно обхватил ладонью ее лицо и поцеловал ее.
Или же если быть точнее, он поглотил ее.
Она схватилась за его предплечья, когда его язык проскользнул меж ее губ, сплетаясь с ее собственным, в то же время он перемещал ее, пока она спиной не уперлась в стойку…
У него был вкус неприрученной мужской силы и роскошной чувственности. И это вкус моментально стал ее пагубным пристрастием.
Стон вырвался из ее груди, когда его все увеличивающийся от возбуждения орган уперся в низ ее живота, его клыки вытянулись на всю длину.
Тепло разливалось из средоточия ее женственности, окутывая все ее тело негой.
Вот… дерьмо, она просто таяла в его руках.
И она никогда еще не испытывала ничего более поразительного.
Прервав поцелуй, Элайджа скользнул губами по ее полыхающей щеке, а затем вниз по шее, отыскивая чувствительную точку пониже ключицы.
Ее словно пронзило молнией, ее кровь зажглась огнем желания такой силы, какой она даже в мечтах не считала возможной.
В юности она считала страсть — милой, головокружительной эмоцией.
Она, конечно, довольно часто ощущала ее среди мужчин-нимф, которые славились своей красотой. Затем она была похищена работорговцами, и желание стало темным, уродливым и ужасающим.
Чем-то, чего всеми силами следовало избегать. Но сейчас…
