Плут уронил свой нож на стол. Он выдохнул и рассмеялся.
— Это прекрасно, — произнес он. — Отлично.
Перед мысленным взором Арина возникло утонченное лицо Кестрел. Он увидел ее перевязанное колено. Как побелели костяшки ее пальцев. Услышал, как надломился ее голос.
— Революция произойдет в ночь бала, — сказал Плут. — Бочки с черным порохом будут на месте. Я поведу атаку на поместье генерала. Он оставит дома свою личную стражу, поэтому нам стоит ожидать сопротивление. Но с помощью твоего оружия мы сможем с ними справиться, и захват имения станет важной победой. Тем временем, валорианское высшее общество отведает на балу вина с ядовитым гостинцем. Арин, — нахмурился Плут, — не смотри на меня так. Даже ты не сможешь найти в этом плане недочет. Все пройдет отлично. Город станет нашим. — Плут положил руку на плечо Арина и сжал пальцы. — Свобода будет нашей.
Эти слова разрезали узлы, затянувшиеся внутри Арина. Он медленно кивнул и повернулся к окну.
— Что ты делаешь? — спросил Плут. — Ты подверг себя достаточному риску, чтобы прийти сюда, и точно также будешь рисковать, чтобы вернуться в имение. Я могу спрятать тебя до атаки.
«Почему ты не смотришь на меня?» — спрашивала Кестрел. Боль в ее голосе ранила его. Заставила вспомнить, как отец подарил ему на восьмые именины лошадку из дутого стекла. Арин помнил ее сужавшиеся книзу ноги, изогнутую шею — это был предмет чистоты, подобной звездам. Арин замешкался, и лошадка разбилась о плиточный пол.
— Нет, — сказал Арин Плуту. — Я возвращаюсь. Когда это произойдет, я должен быть там.
По крайней мере, прогулка по апельсиновой роще помогла колену Кестрел. Оно стало легче сгибаться, и каждый день Кестрел заставляла себя ходить все больше. Скоро она почти избавилась от хромоты, а затем и вовсе перестала хромать. Она снова обратилась к музыке и позволила своим пальцам порхать, позволила неистовым нотам заполнять ее сознание настолько, что утрачивала способность мыслить. Было блаженством не думать ни о чем, не вспоминать холодную апельсиновую рощу и то, что она сказала и сделала, о чем просила и чего хотела.
Кестрел играла. Она забывала обо всем, кроме обволакивающей окружающий мир музыки.
*
За день до Зимнего бала экономка-валорианка доставила Кестрел посылку, завернутую в муслин.
— От портнихи, — сказала женщина.
Кестрел взяла сверток и почти увидела сквозь тонкую материю блеск ткани платья.
Она отложила его в сторону.
Вечером раб принес ей записку от отца: «К нам прибыл кое-кто, и он желает тебя видеть».
