Она помедлила, хоть он не видел этому причины.
— Я беспокоюсь, как бы Джавелин[2] не потерял подкову, — сказала она по-герански. — Пожалуйста, осмотри его.
Тон ее голоса был вежливым, но «пожалуйста» прозвучало неохотно. Это была ложь, притворство, будто ее слова — не приказ. Слой краски на стенах темницы.
И ему не нравилось слышать ее голос, потому что она слишком хорошо говорила на его языке. Почти как на родном. Это раздражало его. Он сосредоточился на валорианском слове.
— Джавелин, — произнес он, будто пробуя имя коня на язык.
— Это оружие, — пояснила девчонка. — Вроде копья1.
— Я знаю, — ответил он и тут же пожалел об этом. Никому — особенно ей или генералу — не должно стать известно, что он понимает валорианский.
Но девчонка не заметила. Она была занята тем, что гладила коня по шее.
В конце концов, с чего ей обращать внимание на то, что говорит раб?
Конь прислонился к ней, словно переросший котенок.
— Я назвала его еще в юном возрасте.
Раб поднял на нее взгляд.
— Ты и сейчас юна.
— Тогда я была столь юна, что хотела произвести впечатление на отца.
Ее лицо приняло задумчивое выражение.
Раб безразлично дернул плечом. Он ответил так, будто не понял, что она поделилась с ним чем-то, похожим на секрет:
— Ему подходит это имя, — заметил он, хоть рослое животное было с хозяйкой слишком нежным, чтобы полностью оправдать свою кличку.
Она перевела свой взгляд на раба.
— А вот тебе твое — нет. Кузнец.
Возможно, так вышло от неожиданности. Или из-за ее безупречного говора. Позже он скажет себе, что был уверен: она захочет переименовать его, как делали иногда валорианцы со своими рабами, и тогда он обязательно сделает или скажет что-нибудь глупое, что разрушит все его планы.
Но, сказать по правде, он не знал, почему открыл рот.
— Кузнецом меня назвал первый хозяин, — сообщил он ей. — Это не настоящее мое имя. Меня зовут Арин.
Генерал был весьма занятым человеком, но не настолько, чтобы не прознать об этом, вздумай Кестрел пренебречь его пожеланиями. Со дня торгов Кестрел казалось, что за ней следят. Она старательно посещала свои занятия с Раксом, капитаном стражи отца.
Нельзя сказать, что Ракс огорчился бы, не появись она в назначенное время в тренировочной зале, смежной с казармами стражи. Когда Кестрел была ребенком и ревностно пыталась показать себя, Ракс относился к ней по-своему снисходительно. Он едва ли пошел дальше того, чтобы заметить, что у нее нет прирожденного таланта к боевым искусствам. Он улыбался ее стараниям и позаботился, чтобы она прилично научилась владеть всеми видами оружия, которыми должен владеть солдат.
