Хорошо, что отдел регистрации отреагировал довольно быстро.
— Виктор, перемещайся в тысяча девятьсот тринадцатый на Златорусьинскую ярмарку! — раздался в голове голос Бурлакова. — Слушай координаты…
Через секунду Холодов оказался в тринадцатом году на окраине Златорусьинска. Перемещение было организовано наскоро, поэтому своим появлением Виктор чуть не сшиб с ног двух крестьян, стоящих в тени, отдыхая от полуденной жары. На перемещенца, как водится, они не обратили внимания. В метрах двадцати начинались торговые ряды. Среди толп покупателей, расхаживающих вдоль рядов, Холодов заметил улепётывающего во все лопатки Игнатьева. Националист двигался сквозь толпу в противоположную сторону, туда, где на горизонте высилось ненормально огромное колесо обозрения.
Молодец Бурлаков, что додумался в комплект хистприборов положить и мемобраз. Фатумист достал хистприбор и моментально соорудил себе наряд, украдкой подглядывая за крестьянами и стараясь повторить основные черты их одеяния. У Игнатьева явно не было мемобраза, раз он удирал в том самом виде, в котором только что пропагандировал колхозникам арийские ценности. По фасону одежда дореволюционных крестьян и советских колхозников мало чем отличалась, разве что у вторых она была победнее, погрязнее и похуже качеством.
Соорудив себе наряд и смоделировав окладистую бородищу для убедительности, Виктор хотел продолжить преследование. Но тут ему пришла в голову здравая мысль, что у неуловимого Игнатьева тоже есть совромер — не может человек на такой рискованной работе обходиться без этого нужного хистприбора. А раз так, то националист запросто вычислит преследователя, и никакая борода не спасёт.
— Да, Николенька, погода — просто благодать, — говорил крестьянин из стоявших рядом, который постарше другому, молодому и безбородому. — Боженька нашу ярмарку благословляет.
— Верно, дядя Митяй, — ответил безбородый Николенька и невпопад, но очень патриотично, добавил: — И Россию нашу тоже благословляет.
— Потому что нет в мире страны, более духовной, чем матушка Русь, — глубокомысленно вздохнул дядя Митяй. — Ну, вкусим, что ли, от трудов наших.
Николенька развязал мешок и вынул пару бутербродов с чёрной икрой и корзинку с кусками копчёной оленины. Мужики, перекрестясь, чинно принялись за еду. Виктор прятался за ними так, чтобы вести наблюдение за Игнатьевым, который остановился и начал водить совромером по толпе покупателей.
