– Как другу, не могу утаить, Семен. Идет чистка органов и в самом комиссариате и в его отделах. Снимают новых совсем, как говорится, не обстрелянных.
– Правда, что уже до сотни заменили новичками?
– Э-э, Сеня, не сотни, а уже и за тысячу, наверное, перевалило. Сейчас перейдет чистка и на областные и районные отделы.
– И меня может это коснется, Коля?
– Данных у меня нет, что коснется, но к этому надо готовиться, Сеня. Менжинский скоро уйдет, фигурируют другие имена. А как будет трудно предположить, друг. Валентин как-то не сообщил, он работает в Совете народного хозяйства, что намечается изменения территоритональстей. Возможно, столицей Украины будет не Харьков, а Киев. Вот и подумай. Оттуда придут сюда столичники на руководящие должности, а работающие сейчас здесь, как и ты, Сеня, окажутся лишними. Первое, или переведут в Харьков, уже не столичный, второе переведут на должность пониже, третье, или вовсе выведут из органов… Или…
– Или?
– Или обвинят, как это делается.
– А обвиненных, что с ними?
– В лучшем случае лагерь, а в худшем…
– В худшем, тройка, как я понимаю?
– Правильно понимаешь. Сеня. Уже много моих московских друзей ушли через трибунал. Ты же знаешь, как это делается, «враг народа» и все. Давай выпьем, Сеня, чтобы нас миловала это жестокая чаша.
Пили много, до черна, как говорится. А когда москвич Сидоров уехал, Семена Гавриловича обуяло беспокойство не только за должность в ОГПУ, но и обвинения, ни за что, ни про что. Уберут, и хорошо будет, если с отстранением, а если под трибунал и конец.
Вот почему он, руководитель Киевского ОГПУ начал искать пути к изменению своего служебного положения, а короче, говоря, изменить судьбу каким только можно способом. Но как? Каким способом?
А тут приходит Бендер с молочником Фаберже! И он увидел еще туманно путь, если не к спасению, то с целью оградить себя от напасти.
Вот почему он, увидев дорогостоящее изделие на своем столе, громко приказал секретарше:
– Меня нет! Ни для кого нет! – И к Остапу: – Кто знает, что молочник найден?
– Никто, никто, Семен Гаврилович. Я и мой эксперт.
– Это хорошо, – открыл он сейф и извлек оттуда рисунок натюрморта с этим молочником.
Лоев, как уже говорилось, по памяти нарисовал три экземпляра. Один такой рисунок следователь Доменко унес своему начальнику. И тот сейчас сравнивал его с настоящим изделием, доставленным ему Бендером.
– Он, он, Семен Гаврилович. Смотрите, – перевернул Остап молочник и показал на его донышке букву «Ф» – И на чашечках такие же буквы, – показывал Бендер Шаврову донышки их.
