Екатерина II и ее мир | страница 47

. Были введены лишь самые мягкие цензурные меры, на которые намекает «Наказ», но они оказались недейственны, и когда в конце 1796 года правительство пожелало взять под контроль письменное слово, их пришлось изменить. К тому времени тиражи газет, журналов и книг достигли небывалых размеров, и это явление, по словам Карамзина, «приятно всякому, кто желает успехов разума и знает, что любовь ко чтению всего более им способствует»^>{156}.

Ведущие деятели Просвещения осуждали религиозное преследование и правительственную цензуру как неразумный и негуманный пережиток средневековья; и так же порицалась жестокость уголовных законов, в которой, как считалось, нуждался только деспотизм. Фразами, «украденными» у Монтескье (книга VI), Екатерина выразила в «Наказе» свое отношение к пыткам: «Употребление пытки противно здравому естественному рассуждению: само человечество вопиет против оной и требует, чтоб она была вовсе уничтожена» (статья 123). Это положение прямо противоречило некоторым наказам, данным депутатам Уложенной комиссии, где предлагалось расширить применение пыток. Тем не менее в указе 1767 года, который ссылается на «Наказ», мы видим, что императрица ограничивает применение пыток только случаями извлечения показаний у обвиняемого. Явно большее влияние, чем этот указ или похожий указ 1774 года, имела соответствующая глава самого «Наказа»; в 1782 году, например, князь Потемкин был вынужден сожалеть, что печально известному сыщику С.И. Шешковскому статья 123 не позволяла прибегнуть к пытке, чтобы заставить заключенного, подозреваемого в заговоре против государства и клевете на самого князя, признаться и сообщить больше сведений[38].^>{157}>,[39] В соответствии с учением Беккариа, законы, касающиеся преступлений и наказаний за них, были сделаны более гуманными, предписываемые наказания смягчены, и снималась ответственность с друзей и родственников обвиняемого. Смертная казнь сохранялась только как наказание за некоторые преступления против государства и за убийство. Пытка как форма наказания, применяемая не с целью получения сведений, была объявлена полностью противозаконной. В отношении последнего показательна знаменитая казнь Емельяна Пугачева. Вначале он был приговорен к четвертованию и отсечению головы, но по прямому указанию императрицы действия были произведены в обратном порядке, к большому огорчению дворян, например Андрея Тимофеевича Болотова и князя Михаила Михайловича Щербатова, которые жаждали мести и надеялись посмотреть на повторение мучительной казни, какой подвергли столетием раньше Стеньку Разина