– Крем, Джоли. Попытайся сосредоточиться.
– Я знаю, что мы говорим о креме, – безучастно сказала Джоли, и ее зрачки расширились так, что остался лишь узкий зеленый ободок. Она пальцем подцепила немного крема с его куртки и, попробовав на вкус, отправила в рот.
Putain, как соблазнительно. Он не мог понять, на самом ли деле она думала только о креме для пирожных. Существует довольно большая вероятность, что его мысли могут пуститься в особом сексуальном направлении гораздо быстрее, чем ее.
Перед его мысленным взором встали две картины. На одной Джоли слизывала теплый золотистый крем с его обнаженного тела. А на второй – ну, там было другое.
И теперь в безбожных мучениях он будет разрываться между этими картинами всю оставшуюся часть проклятого дня.
Джоли встряхнулась и несколько раз моргнула, а потом повернулась, чтобы сосредоточиться на choux.
– Лучше уж я закончу заполнять их.
Он не был уверен, что ей следует продолжать практиковаться в сжимании чего-то поблизости от него. Во всяком случае, не теперь, когда при каждом движении ее рука, казалось, сжимает какую-то часть его тела – сердце, заднюю часть шеи, чл… мужское достоинство. Но как же чертовски приятно было бы ощущать, как маленькая рука разминает его напряженную поясницу, которая все еще побаливает после чрезмерной утренней тренировки.
С другой стороны, он должен учить ее готовить десерты. Это было указано в контракте, который он должен выполнять. Габриэль вздохнул, положил локти на стойку, чтобы никому не мешать, и кивнул.
– Продолжай. – Но не смог подавить медленную усмешку и подмигнул. – Я научу тебя всем приемам, какие только знаю.
К тому времени, когда Джоли закончила наполнять пирожные кремом и покрывать их глазурью, от напряжения закусывая то губу, то кончик языка, Габриэль уже ощущал себя расплавленной горячей массой воображаемого удовольствия, и все, что он мог делать, это прятать лицо в ладонях и стонать.
Но потому, что он мог делать всякие невозможные вещи и иногда, правда очень редко, даже сдерживать себя, то протянул руки, чтобы помочь Джоли развязать фартук.
Она убрала с покрасневшего лица выбившиеся пряди волос и тяжело вздохнула.
– Ох, не понимаю, как ты целыми днями делаешь все это и даже не устаешь.
На ее лице было написано такое восхищение, что ему с большим трудом удалось прикусить язык и не произнести отнюдь не королевское замечание об отсутствии усталости. Он же не виноват, что может делать это целыми днями. Она продолжала дарить ему эти открытия.
