– Парни просто многого хотят. И у меня не хватает для них времени и пространства. Я не такая выносливая, или что-то вроде того. Я всегда довольно быстро уставала от парней.
Его лицо стало неподвижным. Блеск синих глаз казался странным на мрачном лице.
– Ты хочешь сказать, что имеешь привычку бросать влюбленных в тебя мужчин, когда устаешь от них? – Прозвучало объявление о посадке. – И какого дьявола ты говоришь мне это вот сейчас?
Она схватила ручку чемодана, громко смеясь от облегчения.
– Ну, по крайней мере, я не должна так уж волноваться из-за работы с тобой. Я такая идиотка, если подумать. Я никогда не пошла бы по той же дороге, что и моя мать.
И Джоли прыгнула в поезд, весело помахав Габриэлю.
И уехала, оставила Габриэля окаменевшим.
– Да уж, прекрасное время ты выбрала, чтобы переехать на Лазурный Берег, Джоли, – сказала ее сестра Эстель. – Я занята в Нью-Йорке. У Флер работа в Сан-Франциско. Я думала, ты собиралась пожить здесь, в Париже, ради папы.
Джоли сунула руки в карманы, а в животе у нее что-то сжалось. Ее отец останется в полном одиночестве. Опять. На сей раз даже без своего высокомерия и без работы шеф-поваром.
– Я буду жить здесь три дня в неделю. Ездить по двенадцать часов туда и обратно, ради того чтобы проводить с ним каждый раз по три дня, разве этого мало?
– Ты уже осела в Париже! И могла бы быть рядом с ним всякий раз, когда он нуждается в тебе. А твое расписание меня не больно-то и беспокоит.
– Забавно, как свое чувство вины ты переваливаешь на меня, – угрюмо ответила Джоли. Почему люди всегда так много хотят от нее? И почему она так много делает для других и так мало для себя?
– О, так что ты от меня-то хочешь? Чтобы я бросила работу в Нью-Йорке? Я уже пробыла здесь сколько смогла. Мне пора возвращаться.
– А что ты хочешь от меня? – рассердилась Джоли. – Чтобы я сказала «нет»? Он держит иск у меня над головой! – Спасибо Габриэлю Деланжу. Если бы не он, она никогда не смогла бы простить этого ни себе, ни кому-либо еще. Если бы не он, она жила бы в Париже и каждый день боролась с депрессией отца.
Опять возникли мысли об отце, о том, как он проводит эти три дня без нее, сидя за столом и тупо катая скалку, мрачный и подавленный. О, папа!
– Он будет ходить по врачам, и я устрою так, что кто-нибудь будет приходить по утрам и вечерам, чтобы проведать его. – «Даже хотя он полностью способен позаботиться о себе сам», – прозвучал голос у нее в голове.
Эстель застегнула чемодан с таким мрачным видом, будто хотела сказать: «Я в этом больше не участвую».
