Тут я, зная скупость отца его, мало что мог ему подсказать. Сам я женился, лишь когда имел достаточное положение и доход.
– Молодые люди начинают со мной чиниться: уважают во мне уже неприятеля, – пожаловался Пушкин. – Дамы в глаза хвалят мне мой выбор, а заочно жалеют о моей невесте: «Бедная! Она так молода, так невинна, а он такой ветреный, такой безнравственный…» Признаюсь, это начинает мне надоедать!
– Об этом мы с вами уже говорили: нынче все безнравственные, – улыбнулся я.
Слова мои несколько утешили Пушкина. Но видно было, что связанные с женитьбой хлопоты измотали его.
– Мне нравится обычай какого-то древнего народа: жених тайно похищал свою невесту. На другой день представлял уже он ее городским сплетницам как свою супругу. У нас приуготовляют к семейственному счастию печатными объявлениями, подарками, известными всему городу, форменными письмами, визитами, словом сказать, соблазном всякого рода… Любовь уж не тайна двух сердец. Это сегодня новость домашняя, завтра – площадная. Так поэма, обдуманная в уединении, в летние ночи при свете луны продается потом в книжной лавке и критикуется в журналах дураками.
* * *
Беседовали мы в тот раз недолго, а потом пришлось стать свидетелем странной и неприятной сцены. Александр Сергеевич и Сергей Львович уединились в кабинете последнего для беседы, в то время как я уже покидал их дом. Очевидно, сын просил отца о какой-то материальной помощи. Вдруг Сергей Львович выбежал в гостиную и, не заботясь о том, кто может услышать его словам, принялся кричать о том, что сын хотел его прибить! Намеревался ударить… Убил, словом… Домашние пытались его успокоить… В страшном смущении я поспешно удалился.
* * *
В этой главе И.Т. Спасский описывает предпосылки к невротизации. В детстве А.С. Пушкин был не самым любимым ребенком. Его мать, женщина ветреная и легкомысленная, мало занималась детьми и часто унижала мальчика. Усугубляли конфликт скупость и неровный, слабый характер его отца.
Детские комплексы возродились при мыслях поэта о женитьбе. Он не получил в детстве модели семейных отношений, которая могла бы удовлетворить его интеллектуальные и духовные запросы, и теперь, готовясь стать мужем, мучился сомнениями. Примечательно, что в жены он выбрал женщину ветреную и недалекую – то есть почти такую же, какой некогда была его мать.
Давний мой знакомец Франц Осипович Пешель, несмотря на то что перешагнул уже за полувековой рубеж своей жизни, по-прежнему был бодр и жизнерадостен. Не растерял он и своей словоохотливости, усиливавшейся по мере того, как пустела наша бутылка. Лицейский врач, проработавший в этом учебном заведении с самого его открытия, по происхождению был моравским словаком и до сих пор не избавился от забавного своего выговора. Это был высокий полный мужчина, добряк, большой говорун, любивший пофилософствовать и поострить.
