Увы, странности характера поэта, противоречия его признавали даже те, кто любил его всей душою.
– Пылкость его души и слияние с ясностью ума образовали из него это необыкновенное, даже странное существо, в котором все качества приняли вид крайностей, – произнес тихо один из поминавших в ответ на слова Вяземского. – Эти крайности не только вызывали неприязнь его врагов, но и мягкое осуждение друзей.
Князя Вяземского в тот день мне пришлось проводить домой: от расстройства он заболел и тем же вечером я ставил ему пиявки.
* * *
Наталья Николаевна ужасно страдала несколько дней, и я даже опасался горячки. Но болезнь прошла, оставив только слабость и угнетенное состояние. На вынос тела из дому в церковь Наталья Николаевна не явилась от истомления и оттого, что не хотела показываться жандармам. Впрочем успокоилась она довольно скоро и спустя неполный месяц уже жила, как и прежде: подолгу занимаясь укладкой своих чудных волос, выбирая траурные платья… Она не казалась особенно огорченной, прощаясь с Жуковским, Данзасом и Далем – с тремя ангелами-хранителями, которые окружали смертный одр ее мужа и так много сделали, чтобы облегчить его последние минуты.
Госпожа Пушкина была рада, что уезжает из столицы. Она мечтала иметь свой угол и всецело посвятить себя воспитанию детей.
– Я совсем не жалею о Петербурге; меня огорчает только разлука с Карамзиными и Вяземскими, но что до самого Петербурга, балов, праздников – это мне безразлично! – сказала она мне в тот день.
Помнится, я заговорил с ней о книгах ее мужа, о его необычайной силы сочинениях и о романе «Ибрагим», который он начал, но не закончил, повествуя о своем прадеде, знаменитом арапе. Беседа эта оставила Наталью Николаевну равнодушной.
– Я не читала и никогда не слышала от мужа о романе «Ибрагим», – удивилась она, – возможно, впрочем, что я его знаю под другим названием. Что касается других его сочинений, – призналась она, – то я пыталась их читать, но у меня не хватило мужества: слишком сильно и мучительно они волнуют, читать его – все равно что слышать его голос, а это так тяжело!
Она виделась с сестрой, чтобы попрощаться, вероятно, навсегда. Екатерина Николаевна немного поплакала, но до этой минуты была спокойна, весела, смеялась и всем, кто бывал у нее, говорила только о своем счастье. Дантес был разжалован в солдаты, а затем выслан из России. Супруга его последовала за ним.
Его приемный отец барон Геккерн распродал всю свою мебель, фарфор и серебро и тоже покинул Россию. Сумеют ли эти люди осознать то зло, что они причинили? Бог знает…
