Инцидент вроде бы уже и забываться стал, но когда сели обедать, Олег, как положено, водочки из хрустальной опрокинул… Вот тут и произошло: сначала закашлялся он, потом побагровел, упал со стула, задергался так, как будто родимчик бьет. И вот уже месяц в постели, левая половина тела хоть слабо, но шевелится, а правая начисто парализована! Врачи только руками разводят, мямлят что-то насчет переутомления, стрессов… Да здоров он, как бык… был. Виктория Иннокентьевна всхлипнула, закончив повествование.
Цыганка задумчиво покачала головой, затем неожиданно спросила:
– А где точно дача строится? – Узнав место строительства, изрекла: – Зря вы в этом месте строите – проклятое оно. Там не то что жить нельзя, останавливаться ненадолго не рекомендуется.
– А этот нищий?
– А он только добавил: он ауру пробил.
– Так что же делать-то?!
– Откажитесь от дачи, и нищего того найти надо.
– Галь, помоги, – Виктория Иннокентьевна вцепилась в руку цыганки, – помоги, озолочу!
– Не знаю, милая, не знаю, – ворожея задумчиво покачала головой, – если только барона попросить. Он с Арсентием на короткой ноге: тот контролирует попрошаек… Ладно, что смогу – помогу. Только дай мне фотографию твоего благоверного. – Забрав фотографию мужчины, добавила: – А к врачам не обращайся больше, не помогут они!
Через час Виктория Иннокентьевна на маленьком изящном «Ситроене» подъехала к зданию мэрии. Поднялась на второй этаж, открыла массивную дверь с табличкой «Приемная». В приемной комнате сидел какой-то мужчина с черной папкой, за компьютером – новая секретарша. Молоденькая, и юбка до безобразия короткая, определила с ходу Виктория Иннокентьевна.
– Куда вы?! Нельзя, он занят! – Секретарша дернулась со своего места, но Виктория Иннокентьевна, даже не взглянув на нее, быстро вошла в кабинет отца. Фифа какая, еще указывать будет мне, что можно, а что нельзя!
Отец в кабинете был один и с кем-то говорил по телефону о долге какому-то Водоканалу. Увидев дочь, он кивнул ей и продолжал разговор. Женщина села в кресло, огляделась: стол, стулья, кресла, сервант с сувенирами и подарками, телевизор, сейф – вроде ничего не изменилось. Хотя нет, портрет Ельцина, да большой какой, где он такой достал?
– Ну, что нового, Вика? – Хабалов положил трубку, участливо посмотрел на дочь.
– Да ничего, все так же. – Виктория Иннокентьевна достала из сумочки сигареты, закурила. Она знала, что отец не любит, когда она курит, но сделала это специально: предстоял серьезный разговор, и этим она хотела подчеркнуть свою независимость и решительность.
