Кроме того, бабник – существо абсолютно безопасное. Никогда он не разведет никакой трагедии. Для него все легко. Измены прощает охотно, не всегда даже и замечает их. В переживание не углубляется. Ревнует ровно постольку, поскольку это женщине льстит. Не то что притворяется или сдерживается, а просто таков по натуре.
Однолюб любит философствовать, делать выводы и чуть что – сейчас обвиняет и ну палить в жену и детей.
Потом всегда пытается покончить и с собой тоже, но это ему почему-то не удается, хотя с женой и детьми он промаха не дает.
Впоследствии он объясняет это тем, что привык всегда заботиться в первую голову о любимых существах, а потом уж о себе…»
Но бог с ними, бабниками и однолюбами. Вернемся в шестнадцатый номер гостиницы «Лондонская». Здесь-таки, выражаясь языком бывшего антрепренера Тэффи Гуськина, собирались буквально все «битые сливки» общества и буквально жизнь била ключом по голове!
Итак, общество и его «битые сливки». Журналист Дон Аминадо, похожий на испанца, одетый как испанец, но никакой не испанец; Линский, знаменитый карикатурист; издатель Благов, возродивший московское «Русское слово» в Одессе и провозгласивший, что жизнь в Одессе – это жизнь внутри анекдота (однако совсем скоро все поймут, что жить внутри анекдота не смешно, а трагично); Влас Дорошевич, мэтр всероссийской журналистики и вернейший друг (когда Тэффи разводилась с мужем и страшно страдала из-за очередной его измены, Влас предложил вызвать Бучинского на дуэль, если Тэффи от этого полегчает); Алексей Толстой «прямо из клуба и с тюльпанами для хозяйки прямо из Роттердама»; Иван Бунин с женой; «одержимый стихонеистовством» Макс Волошин; Вертинский у рояля; тут же Иза Кремер. Ели, пили и пели, в том числе – романсы на стихи хозяйки. Хотя первым произведением Тэффи была «Песенка Маргариты», стихи она писала «для забавы или по очень большой любви». И невероятно удивлялась, когда именно написанное для забавы начинало вдруг пользоваться бешеной популярностью и распеваться в модных салонах:
Три юных пажа покидали.
Навеки свой берег родной.
В глазах у них слезы блистали.
И горек был ветер морской.
– Люблю белокурые косы! –
Так первый, рыдая, сказал. –
Уйду в глубину под утесы.
Где блещет бушующий вал.
Забыть белокурые косы! –
Так первый, рыдая, сказал.
Промолвил второй без волненья:
– Я ненависть в сердце таю.
И буду я жить для отмщенья.
И черные очи сгублю!
Но третий любил королеву.
И молча пошел умирать.
