На юге Якутии сеяли пшеницу, на севере разводили оленей и добывали песцов. Здесь охотники вместо дефицитного свинца могли использовать мелко нарубленные медвежьи или птичьи когти, юрты строили из тонких бревен, потому что рубить старые деревья считалось грехом, а старосты наслегов с XVIII века имели право носить на поясе кортики русских морских офицеров.
Здесь ездили верхом на быках, верили, что насекомые – это души растений; героический эпос олонхо оставался живой традицией, и некоторые его песни сказители-олонхосуты исполняли по семь дней подряд, заучивая наизусть десятки тысяч строк, как рапсоды в архаической Греции. При этом один из таких виртуозов, поэт Платон Ойунский, состоял в РКП (б) и занимал пост председателя ЦИК ЯАССР. Не все певцы и слушатели владели русским языком, хотя все носили русские имена и фамилии и были крещены по православному обряду.
Ровесник Пепеляева, якутский антрополог Гавриил Ксенофонтов, не находил в этом противоречия. Вслед за Потаниным он утверждал, что «в основе еврейской легенды о Христе лежит центральноазиатская шаманийская легенда», ведь в преданиях шаманы часто рождаются от девственниц, а перед камланием, представляющим собой не что иное, как странствие в потусторонних мирах, «умирают» на три дня, как умер и воскрес Иисус Христос. Крест, по Ксенофонтову, это символ птицы в полете, «икона летящих духов», поскольку шаманы и подвластные им духи перемещаются по миру в облике птиц. Повстанцы получали у шаманов «консультации» по военным и политическим вопросам, но великий национальный поэт-новатор Алексей Кулаковский, встретивший Пепеляева в Аяне, увлекался философией Владимира Соловьева, а в Якутске, в Инородческом клубе, еще до революции шли пьесы «Любовь» и «Тина жизни» драматурга Анемподиста Софронова-Алампы, сторонника ЯАССР.
Пепеляев мало интересовался этой землей и населяющими ее людьми. Якуты были для него разновидностью сибирских крестьян, а Якутия – частью Сибири, отличающейся от других ее частей не больше, чем Иркутская губерния отличается от Енисейской. Нормы, которыми регулировалась жизнь якутских родов, были ему не известны, хотя при его утопических идеалах он нашел бы немало привлекательного в том, например, что удачливый охотник обязан разделить добычу со всеми родственниками, так же должен поступить хозяин с мясом забитого быка, лошади или оленя. Того, кто забивал скотину тайком, презирали как вора. Даже маленькие дети, если их угощали чем-нибудь съедобным, немедленно начинали делиться с домашними. Еда принадлежала всем, торговля продуктами считалась постыдным делом, и заниматься им якуты предоставляли русским, татарам и евреям.
