Во время этого занятия у него вдруг прорезалась интересная мысль: «А не предложить ли бедному малому (судя по одежде, юноша был близок к нищете) место слуги?» До недавнего времени в услужении у Комэ ди Торреса находился японец средних лет, который с горем пополам изъяснялся на португальском и который добросовестно исполнял все хозяйские дела как в доме миссионера, так и в церкви. Но несколько дней назад со слугой случилась беда: он решил искупаться в шторм, заплыл слишком далеко и утонул. По правде говоря, волнение было небольшим, и плавал слуга превосходно, да, видать, Господь рассудил по-своему.
Иезуит очень удивился бы, увидев исполнителя «Божьей воли». Это был все тот же ловкий воришка-синоби. Слуга Комэ ди Торреса сильно мешал исполнению замысла ямабуси по успешному внедрению лазутчика клана Хаттори к португальцам, поэтому он должен был исчезнуть, притом безо всяких подозрений. Утонул, со всяким может случиться…
– Ты понимаешь наш язык? – на всякий случай спросил иезуит по-португальски.
Ему меньше всего хотелось, чтобы слуга, который постоянно путается под ногами, знал португальский язык – чужие уши в своем доме лучше не заводить. В крайнем случае слуга должен понимать всего несколько наиболее важных в услужении слов и фраз, которые он изучит поневоле. Глава миссии в Кагосиме всегда отличался осторожностью и старался не наделать таких глупостей, как преподобный Франсиско Ксавье, ныне покойный.
Ксавье, предшественник Комэ ди Торреса, считал, что японцы очень приятные в общении, в большинстве своем добрые и бесхитростные люди удивительной чести, которые ценят ее больше всего на свете. Однако, столкнувшись с действительностью, он понял, что это несколько не так. Правда, слишком поздно. Ничто человеческое японцам не было чуждо: и зависть, и месть, и стяжательство, и жадность, и властолюбие, и измена, и другие пороки. Правда, не в такой мере, как в Европе, – у Чипангу были свои особенности – тем не менее.
– Господин, простите, я не понял… – кланяясь, ответил Гоэмон, надев на себя маску честного и бесхитростного малого.
– Идем со мной, – успокоившись, иезуит приятно улыбнулся и перешел на японский. – Твоя одежда порвалась, нужно ее починить, да и голоден ты небось.
– Спасибо, господин, спасибо, я недавно ел, – ответил Гоэмон, при этом судорожно сглатывая голодную слюну.
Он был уверен, что Комэ ди Торрес, который смотрел на него острым проницательным взглядом, обязательно это заметит. Так оно и случилось. Иезуит снисходительно улыбнулся, – ох уж эти японцы! Гордости им точно не занимать – и сказал:
