Первыми в качестве разминки сражались небольшие черные паучки-прыгуны. Они очень напоминали борцов сумо – так же высоко, с угрозой, поднимали поочередно длинные конечности кверху, чтобы казаться крупнее, так же двигались на дощечке по кругу, сторожа каждое движение противника, а затем бросались друг на друга, стараясь вытолкнуть с «ристалища». При этом, естественно, в ход шли самые разные приемы, вплоть до болезненных укусов.
Затем наступил черед серьезных схваток. Здесь уже владельцу паука-победителя полагался серьезный денежный приз, а зрители заключали пари и горячились так, словно от того, какой паук окажется победителем, зависела чья-то жизнь. Теперь в качестве поля битвы выступала обычная неокоренная древесная ветка длиной в два сяку, закрепленная одним концом в стойке.
Что касается самих бойцов, то они впечатляли размерами. По сравнению с ними пауки-прыгуны казались малявками. На черных туловищах этих пауков виднелись поперечные или продольные ярко-желтые полосы, которые указывали, что они ядовитые. Своей раскраской эти пауки напоминали самураев в воинском облачении и дрались они всегда ожесточенно.
Тем не менее Гоэмон смотрел на захватывающее зрелище вполглаза. Его больше интересовал христианский священник в черной сутане, который присоединился к зевакам и смотрел на бои пауков с огромным интересом. Для него это было в новинку – языческая экзотика. Юноша знал, что где-то рядом со священником находится один из синоби, обладающий непревзойденной ловкостью рук. Он должен был украсть кошелек святого отца, глубоко упрятанный под сутаной. Иезуит, которого звали Комэ ди Торрес, был настоятелем католического храма, построенного на средства даймё Симадзу Такахиса в Кагосиме.
Сутана на священнике была новенькой, с иголочки, сшитая из недорогого, но прочного материала. Гоэмон ухмыльнулся, вспомнив рассказ Жуана да Силвы о вояже преподобного Франсиско Ксавье в Киото. Он надеялся получить аудиенцию у императора или сёгуна и, заручившись их поддержкой, развернуть миссионерскую деятельность по всей Чипангу. Но его надеждам не суждено было осуществиться. То, что он увидел, неприятно поразило преподобного. Вместо роскошных дворцов, выложенных золотом и драгоценными камнями, как живописал какой-то венецианский путешественник, побывавший в Срединной империи и наслушавшийся там сказок о Нихон, Франсиско Ксавье увидел груды развалин и пепелища – следы недавней войны и пожарищ, дотла уничтоживших столицу, которая представляла собой почти полностью вымерший город.
