Как бы не так, приятель, раздраженно подумал Чарли. О, боже, вы только посмотрите на него. Ну прямо Дик Никсон во время предвыборной кампании. Эй, ребята, когда этот парень станет доном, он снимет с вас последние штаны и пустит маршировать по Бродвею с голой задницей. Что, не верите? Подождите, придет время. А следом и мы пополним ваши ряды или сыграем в ящик по кое-чьей глупости. Как вам такая перспективка?
— О’кей, леди и джентльмены! — громогласно возвестил Доминик. — О’кей. Успокойтесь! — Аплодисменты начали стихать. — Итак, дамы и господа! Мы с братом Эдуардо хотим представить вас всех человеку, которого вам представлять не надо! Наш отец и ваш друг, легенда для всех нас, — он выдержал театральную паузу и эффектно объявил. — Дон Коррадо Прицци!!!
Чарли показалось, что потолок, не выдержав грома рукоплесканий, сейчас обрушится вниз, на головы слишком эмоциональных людей.
Да, усмешка вновь тронула его губы, Рахманинову в Карнеги-холл и то, наверное, аплодировали не с таким пылом.
Дон, улыбаясь своей приветливой улыбкой, внимательно обводил глазами гостиную. Рыбье лицо старика сморщилось, отчего острые скулы проступили сквозь желтую, болезненно-сухую кожу. Бескровные, синевато-серые губы изогнулись, и хищный клюв-нос еще отчетливей навис над худым подбородком. Он поманил пальцем Эдуардо и что-то зашептал ему на ухо. Зал замер. Отец новобрачной дослушал улыбаясь, а затем кивнул и сменил брата у микрофона.
— Отец приветствует вас всех по случаю семейного торжества, — со свойственным ему жаром возвестил Эдуардо. — И желает вам приятного времяпрепровождения, счастья жениху и невесте, а также… целую кучу детей новой семье!
Аплодисменты вспыхнули с новой силой. Коррадо Прицци вяло поднял руку, качнул ей и побрел с эстрадки старческой шаркающей походкой. За ним моментально устремились сыновья, подхватывая под тощие локти, а еще через мгновение со всех сторон вокруг троицы выросла охрана.
Нет, дон, конечно, доверяет гостям, но береженого, как всем известно, бережет Бог.
Медленно и осторожно они прошли через гостиную, провожаемые восхищенными взглядами, и скрылись за массивной дубовой дверью, ведущей в глубину особняка.
Чарли вздохнул, покачал головой и направился к лестнице, твердо решив для себя, что вот сейчас — благо, дань вежливости воздана — он выйдет на улицу и попросит Зинго, личного шофера и телохранителя отца, отвезти его домой. Позже Портено-младший не смог бы объяснить, какая именно сила заставила его бросить последний взгляд на кишащую, оживленную, словно разворошенный муравейник, гостиную. Наверное, это и называется наитие. Тем не менее Чарли посмотрел вниз с чувством художника, наносящего последний мазок на полотно, уже осознав, что картина не удалась.
