«Давай разведемся, Ричард!»
«Прекрасно, Джулия! Это отвечает моим сокровенным мечтам!»
«Ты согласен?»
«Конечно! Я сам хотел предложить тебе это!»
«Ах так? Значит ты не любишь меня?»
«Конечно нет — если хочу развестись!»
«Подлец! Ты обманывал меня!»
«Погоди, милая! Но ведь и ты не любишь меня, если хочешь развестись!»
«Развод — это одно, а любовь — совсем другое!»
«Гм…»
Публика в восторге.
Дурак я, дурак, с яростным наслаждением почти вслух думал Талий, вкручивая окурок в пустую консервную банку, служащую пепельницей. Дурак — и…
И тут он испугался.
Он вспомнил свой ответ.
«Давай», — сказал он.
Само собой, в шутку сказал. И ему это ясно, и ей ясно. Но Талий на то и историк по образованию, по профессии, по сути, чтобы понимать, какую страшную роль играют иногда слова, сказанные мимоходом.
Предположим, она собиралась начать шутливо-сердитую речь о постылой бедности. Но он прервал ее. Он вдруг ответил согласием. Шутливым, это ясно, это понятно, это несомненно, но ум женский, во-первых, недоверчив, во-вторых, — изощренно-вариативен.
А если он всерьез ответил? — могла подумать Наташа, которой до этого даже и мысль об этой мысли не пришла бы в голову.
И тут же — со скоростью цепной реакции — у нее начал выстраиваться воображаемый ряд последствий. Они, в самом деле, разводятся. Он остается в этой двухкомнатной квартирке, доставшейся ему от родителей, упокой Бог их души, в этом окраинном районе, от которого до театра добираться почти час. Она же возвращается к своим живым-здоровым, вполне обеспеченным родителям (поэтому и жалобы-то на лихую бедность не вполне обоснованны: папа и мама помогают), в просторную квартиру в центре, отпадет необходимость отвозить к ним сына на выходные, а часто — на неделю, на две: мама не работает и возиться с внуком ей по хлопотливости характера одно удовольствие. Она может его оставить даже и на год, бросить этот чертов театр и этот чертов город — и уехать в Москву, где она не может не устроиться! — и знакомые есть, и одна из бывших сокурсниц, лучшая подруга в годы учебы, — там, и вообще — пока еще молодость и красота, пока еще…
Пока еще театральный сезон только в начале, думал Талий уже вполне практически — за Наташу. И пока еще сын не ходит в школу. Школа начнется в следующем году, начнутся новые хлопоты — и всё, и навсегда останется она здесь! Именно сейчас — последний шанс. Привезти видеозапись того спектакля, где она играла главную роль. Показаться — с чем? Необыкновенно ясно увидел мысленно Талий, как Таша стоит в огромной пустой комнате, она стоит как на экзамене, но не молоденькой девушкой, у которой от результата экзамена не вся еще жизнь зависит, а взрослой женщиной — с характером, умом и гордостью, она стоит как на экзамене, а скучающий главный режиссер театра, пресыщенный актерскими дарованьями, смотрит не без одобренья на красивую фигуру и красивое лицо провинциалки, оценивая это в смыслах совсем не театральных, и говорит: «Что покажем?» Она показывает, она читает монолог из спектакля, она читает стихи, она читает басню, она волнуется все больше и ждет, когда же он, наконец, остановит ее — ведь ясно же все, видно же все! А он, скотина, не останавливает, он наслаждается ее муками и только бормочет полусонно: «Неплохо. Еще что-нибудь». «Я думаю, достаточно!», — говорит она — и вдруг все волнение пропадает, она чувствует себя уставшей, отупевшей, ей все равно. Она хочет одного: вернуться к подруге, у которой остановилась, собрать вещи — и домой, домой! Главреж, человек чуткий, вернее
