Оказавшись на постели, она открыла глаза. Обширное пространство для любовных игр было едва различимым в полумраке. Дон стянул и отбросил в сторону платье. Фэрил почти не обратила на это внимания, думая только о том, что совершенно пьяна.
Незнакомый, совсем чужой мужчина раздевался, маяча на фоне освещенной двери, как длинная худощавая тень. Вот он стянул один за другим ботинки, расстегивая при этом пояс брюк, вот сбросил рубашку. Потом приблизился, обдав ее чужим запахом. В памяти тут же всплыла знакомая картина: Джон, широкоплечий крепкий Джон, только что принимавший душ, свежий… Джон!
«Боже милостивый, я, должно быть, сошла с ума! — мысленно закричала Фэрил. — Все это неправильно, глупо, отвратительно! Никогда в жизни я не поступала так гадко, как сейчас!»
Она должна бежать, бежать немедленно или хотя бы крикнуть этому чужаку, чтобы не смел прикасаться к ней! Но она не могла шевельнуть губами, не могла двинуться. Все происходящее было делом ее собственных рук, а за ошибку всегда полагалось платить.
Между тем ее тело продолжали жадно лапать, над ухом раздавалось дыхание, похожее на приглушенное уханье. Потом с нее стащили белье и раздвинули ноги пошире в стороны.
— Сейчас, сладенькая, сейчас…
Ненадолго Фэрил оказалась свободна. Тот самый верхний ящик тумбочки, тупо подумала она, услышав треск разрываемой упаковки презерватива. Потом сверху навалилась тяжесть. Между ног что-то толкнулось, еще и еще раз — пока не оказалось внутри. Она застонала от унижения и горя.
«Господи, прости меня, Господи! Джон, милый мой, любимый, прости!»
Слезы катились по лицу, щекоча мочки ушей. Толчки внутри продолжались, сопровождаемые невнятным бормотанием, которое Фэрил не могла и не желала понимать. Пальцы стискивали ее плечи все сильнее, до боли. Наконец со стоном облегчения мужчина рухнул на нее и остался лежать, часто дыша.
Неожиданно Фэрил поняла, что снова может двигаться. Первое, что она сделала, — это отпихнула в сторону давящую тяжесть.
— А теперь уходите! — хрипло прошептала она. — Уходите сейчас же!
— Что? — изумился Дон, поднимая голову.
— Уходите же!
Его глаза сузились. Костлявое лицо мгновенно утратило все приятные черты.
— Мало того, что с тобой в постели со скуки помрешь, так ты еще требуешь, чтобы я убирался, едва успев кончить? И это за такие деньги!
Фэрил почувствовала, что еще минута — и она забьется в истерике.
— Вам лучше уйти! — взмолилась она, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать.
