- Нет... еще ниже двигай...
Багор не выходил из воды.
- Данилыч! Вели закидать сети ниже, на перехват утопшим...
- Сам закидаю, государь... Помоги, Господи!
Багор что-то нащупал.
- Стой! Ошвартуйте лодку веслами... Здесь!..
И багор, поднимаясь из воды, поднимал на ее поверхность что-то вроде мешка...
То была спина утопленника... Скоро показались болтавшиеся, как плети, руки и ноги... повисшая долу голова... мокрые черные волосы, с которых струилась вода...
- Кенигсек! Благодарение Богу... может, отойдет.
И царь снял шляпу и перекрестился.
- Ищите других!.. Они тут, должно быть, недалече.
Из толпы солдат и рабочих, стеною стоявших вдоль канала, послышались возгласы:
- Не клади на землю утопшего, государь! Не клади!
- Качать ево! Качать!
- Сымай кто зипун! На зипун ево! Живо, братцы!
На берег из лодки полетел кафтан.
- Сам царь-батюшка не пожалел своей государевой одежи, - слышалось на берегу.
- Пошли ему, Господи, Царица Небесная!
Государь бережно поднимает утопленника, как малого ребенка, тревожно смотрит в его бледное лицо, посиневшее, еще за несколько минут такое прекрасное лицо и так же бережно передает несчастного на руки подоспевшим с Меншиковым матросам.
Утопленника кладут на растянутый царский плащ.
- Качайте... качайте, дабы изверглась из него вода... А ты, Данилыч, обыщи его карманы... нет ли важных государственных бумаг.
Меншиков вынимает из карманов утопленника несколько пакетов, отчасти подмоченных.
- Отдай их Павлу... пускай отнесет в мою ставку и запечатает моей малой печатью... на досуге я сам разберу.
Меншиков отдал пакеты Ягужинскому.
- Нащупали! - крикнули с другой лодки, что была пониже.
- Подавай на берег! Да легче!
- Вот бредень, братцы, на бредне способнее качать!
- А другого на рогожу клади, рогожа чистая.
И началось усиленное качание трех мертвых тел.
Царь стоит около Кенигсека и не спускает глаз с его посиневшего лица, перекатывающегося с правой щеки на левую и - наоборот...
"Не изрыгается вода, не изрыгается... вот печаль! Какого нужного человека лишаюсь! Новый бы Лефорт был".
Царь подходит к покачивающемуся утопленнику и осторожно дотрагивается до его высокого, мраморной белизны лба.
- Холоден, как лед...
- Вода студена, государь, - тихо говорит Меншиков.
- От ледяной воды, поди, сердце замерло, не выдержало.
- Знамо, государь, и не от такой воды дух захватывает, а тут долго ли?
Петр, Меншиков и два матроса сменяют прежде качавших.
